Туман окутал Османию. Заблудившись в извилистых коридорах потустороннего мира и не обнаружив вход в райские сады с гуриями и реками мёда и молока, душа Великага и Ужаснага Ибрахима ведёт репортаж прямиком из чистилища, в котором пребывает, после того как он неудачно сходил поужинать к своему дрессированному питомцу и имел неосторожность уснуть после трапезы. Оглядев бывшие владения с высоты птичьего полета, Великий Комментатор поведал, как тяжела и несправедлива его участь – был при жизни сильным мира сего, а стал обыкновенным швейцаром у ворот между раем и адом, условия ужасные – темнота, тишина и одиночество, как в карцере. Видимо, любимые его женщины не нашли к нему дорогу по природной женской склонности путать право и лево.

Осмотрев ярко освещённые коридоры Топкапы с развешанными в качестве декора золотистыми шторками и спящего беспробудным сном Сулеймана, Душа поперхнулась и умолкла, завидев стоящую на Главном балконе Османии женскую фигуру с бейджиком «Я – Хюррем». Не выдержала душа поэта красоты такой, какую оценить дано немногим.

Стоящая на балконе женщина видит ковыляющую по ночному саду сгорбленную старушонку, призванную ответить на животрепещущие вопросы Хозяйки Топкапинска, и вспоминает, что данный эксперт в области многознания и чётковидения уверила, что следующим хозяином Топкапинска и прилегающих к нему на много-много тысяч квадратных метров земель станет сын Хюррем, хотя и кровищи прольётся немеряно. Злопамятная Хюррем согласна, будет кровища, много-много кровищи, последний сезон как-никак, «баста, карапузики, кончилися танцы!» ©. Взглянув прямо в лицо зрителю, подавившемуся попкорном и захлебнувшемуся вискарем, дама в короне, дизайн которой был нагло сплагиачен в ближайшем курятнике, подтвердила опасения публики, уверив, что Хюррем – это она, снимите уже с глаз розовую пелену, и она не простит сомневающихся в её красоте, таланте и целесообразности выбора её на вакантное Апельсиновое место.

Отойдя от шока, Великий Комментатор над спящим телом Сулеймана подытоживает, что все проблемы человека – от его души, которая, войдя во вкус побед, путает берега и забывает своё место, а власть – это кровь и убийства. Поскольку Душам свойственно шастать там, где захочется, Великий Комментатор вошёл в мозг спящего Сулеймана, а вышел из мозга спящего Мустафы, отчего тот и проснулся с удивлением «Папа?» О_о.

Вышедшему из шатра, стоящего где-то в чистом поле, Мустафе Ташлы вручает полученную с курьером почту, из которого становится известно, что Мустафа приглашён к отцу. Топкапы. Проходя по коридорам, Хюррем с видом директрисы школы, проверяющей готовность классов к началу учебного года, интересуется у Сюмбюля, всё ли готово. Тот уверяет, так точно, майне гроссе фрау. Подведя свою старую-новую хозяйку к неприметной стене, Сюмбюль по-копперфильдовски отодвигает её в сторону и предлагает даме пройти внутрь.

В-Азамский кабинет, хозяином которого является Рустем. Ему докладывают о прибытии Грозы Морей-Озер-Рек Барбароссы. А нехай войдёт, велит Рустем. Барбаросса, стиснув зубы, приветствует Пашу Хазретлери, тот, в свою очередь, замечает, что Барбаросса уже не так прыток и горяч, стареет волчара, а посему и ковыляет до сарая еле-еле, несмотря на то, что его в этом сарае заждались. Барбаросса не согласен с такой постановкой вопроса, есть кому тусить в сарае, а у него дела-дела, вот как выдалась возможность, так и приехал лично поздравить нового В-Азама с назначеньицем на расстрельную должность. Известно ведь, что с должности В-Азама по хорошему не уходят, либо вперёд ногами, либо, в лучшем случае, на Дидимотику.

Михримах интересуется у прислуги, куда же опять исчезла её маман, надо приглядывать за неугомонной, вдруг исчезнет и эта, придётся заново привыкать к новой претендентке на роль матушки, а посему велит калфе её найти.

Барбаросса спрашивает, а приехали ли шехзаде, и верно ли, что весь кипиш с их прибытием связан с предстоящим провозглашением Губернатора Манисы — обитания будущего Хозяина Османии. Рустем отвечает, что пока приехал только Селим, остальные вот-вот подтянутся, а информация Барбароссы верна – Хункярым должен объявить, кому из них надо паковать чемоданы в Манисский рай, только кому – неизвестно, потому как сие ведомо только Его Мухтешемству. Барбаросса уверен, что Хункярым не облажается и назначит того, кому давно безраздельно принадлежит барбароссино сердце, а неопытным соплякам в Манисском раю не место. Рустем ехидно замечает, что симпатии Барбароссы давно известны, только вот симпатии эти его – дело десятое, поскольку выбирает-то Повелитель, а душа его – потёмки для всех.

Тем временем Его Мухтешемство, начертав приказец и запечатав его своей царственной печаткой, упаковывает важнейший документ в шкатулочку и опломбирует её. Вылезшая из стены Хюррем велит Сюмбюлю приглядывать за Пашой (непонятно за которым, Пашей в Османии — как в Бразилии Педров), чтобы быть в курсе всех его телодвижений. Сулейман на балконе ожидает прибытия Мустафы и Баязида.

Базар. Нестареющий алкоголик Матракчи прогуливается по торговым рядам и отказавшись от предложенного ему шербета (нашли, что предложить алкашу), объявляет, что идёт в сарай. Торговцы, воспользовавшись возможностью, просят его посодействовать в улучшении их тяжкой барыжнической доли: походов нет, янычары нищие, берут всё под запись, да так массово кредитуются, что уже и записывать некуда, тетрадей нет, «с бумагой в стране напряжёнка» ©. Матракчи переводит стрелы на Рустема, он — В-Азам, ему и проблемы решать, требуйте с него или заткнитесь. Торговцам боязно, новый В-Азам в ответ на жалобы способен подвесить просителей ногами к потолку. Да мне накласть, отвечает Матракчи, ваши проблемы.

Взбудоражив торговые умы и заложив камешек в предстоящий, видимо, бунт, Матракчи сворачивает на узкую улочку и ускоряет шаг, так как ему кажется, что за ним кто-то идёт. (Я знаю, кто. Это белочка). Без конца оглядываясь и не смотря вперёд, Насух становится жертвой напавшего на него злодея, предоставившего ему выбор: кошелёк или жизнь. Попытавшись посопротивляться, Насух отдает кошелёк рэкитиру, в котором узнаёт царственного отпрыска Баязида. Это ж как надо довести пасаншика, что тот начал грабить бедных алкоголиков, подумал потрясенный Матракчи. Родители-звери, ювенальная юстиция вам в помощь. Довольный, что Насух практически наложил в штаны, Баязид отдает тому его пенсионные накопления и делает комплименты старому алкашу.

Хюррем приходит к Главным покоям и велит шестёрке доложить Главному о её царственном приходе, попутно веля Сюмбюлю забрать у модисток наряд для Джихангира. Баязид с Насухом гуляют по торговым рядам. Баязид интересуется, с чего такой шухер, что их всех вызвали в родительское гнездо, столько событий было и не вызывали, а тут на тебе, срочно приезжай, с чего бы это, а? Ну так, Джихангирку пора к мечу прикладывать, полагает Насух. А как папенька вообще, говорят, он ни с кем не общается, только со старыми пердунами, вроде тебя, Насух, и Эбу-Сууда, интересуется Баязид. Есть такое дело, Повелитель маленько улетемши после случившихся намедни потрясений, но порох в пороховницах еще держит, уверяет Насух.

Оглаживая своего благоверного, Хюррем заверяет, что всё готово к приезду дорогих гостей, в том числе и Амасьских. А как Джихангир, тревожится Сулейман. Да колбасит его, канеш, малость, отвечает заботливая мамА. Сулейман печально повествует, что в тот день, когда он узнал о болезни Джихангира, мир для него перевернулся, и он готов был взбунтоваться против Высших сил, за то что послали ему такое бремя, и как он говорил себе, что у Правителя Мира не может быть такого сына, не мог его принять, а потому он годами делал всё, чтобы тот выздоровел, тем самым, причиняя ему боль. По сюжету Хюррем ошарашена таким признанием, но поскольку в плену её, очевидно, кололи ботоксом, мимически она выражает, максимум, расстройство от получения соседским ребенком плохой оценки в школе, и уверяет, что не надо думать о плохом, все ж таки, Сулейман любил младшенького и не разделял его с другими детьми. Да какая ж ты дура, так и хочется сказать Сулейману, это не он был болен, а я, это я носил горб на самом деле, а когда понял это, смирился и полюбил, но Высшие Силы мне этого не простили и наказали, забрав Мехмета. Всхлипнув носом в ответ, Хюррем заверила, что если кого и наказали, так точно не тебя, Сулейманушка, не тебя, ты у нас святее всех святых.

Покои Селима. Разбросанные одежды, посуда, размазанные по коврам фрукты и спящая в постели рядом с шехзадой голая блондинка как бы намекают, что кое-кто накануне вечером неплохо провел время. Направляющаяся в его покои Михримах распекает калфу за то, что та не уследила, куда это пропадает и откуда потом появляется её Мамо. Она ещё не знает, что её новая Мамо умеет ходить сквозь стены. Прислуга у двери не пускает Михримах внутрь, потому как Селим запёрся там с девахой и до сих пор ещё не выпустил ту обратно, горячий пасаншик. Михримах велит ее впустить.

Войдя в царство разврата, Михримах велит первым делом раздвинуть шторы и выгнать шалашовку из постели брата. Ну точь-в-точь, мамашка приехала с дачи не вовремя и застала сына-подростка не за учебниками, а в окружении пустых бутылок и в обнимку со стриптизершей. Проснувшись от бесцеремонного вторжения, Селим велит сестре покинуть помещение, он спать хочет. Но сестра на то и сестра, чтобы ткнуть его носом в облёванный ковёр, а потому велит соскрести себя с постели, умыть мурло, напялить кафтан и соблюдать правила приличия хотя бы в родительском доме, чай, не у себя в Тьмутаракани бражничаешь. Селим вяло отмахивается от назойливой сестры, я приличный, это вы на меня там наговариваете папеньке с маменькой. Да мы тебя покрываем наоборот, так что встань и приведи себя в божеский вид, мурло ты непотребное, возмущается Михримах. А что, все уже приехали, интересуется Селим, я хоть приехал вовремя, а Баязид где-то шляется до сих пор. Да кули толку, что приехал вовремя, если б я тебя не разбудила, ты бы дрых, как сурок, до вечера, поднимайся, рожа, грозно велит Михримах и уходит.

Сюмбюль тем временем пытается поднять боевой дух Джихангира путем показа ему гардероба, специально пошитого для него. Джихангир печально уверяет, что никакая одежда не скроет его искалеченного тела.

Мустафа со свитой сопровождения направляется в Стамбул. На дороге его встречает многотысячное войско янычар. Кортеж вынужден остановиться, Ташлы отправляется вперёд разведать обстановку. Сидящая в карете Махидевран интересуется причиной остановки, Фидан говорит, что янычары перекрыли путь. Незнакомая девица, по умолчанию Румейса, в страхе. Махидевран велит ей не пугаться, потому как беременная, и не пугать внучку Махидевран, сидящую тут же.

В Топкапском гареме Диана шпыняет наложниц-тунеядок, потому как времени мало, а дел много. Девки интересуются, ну когда же шехзады приедут, все в нетерпении уже. Афифе велит девкам не стоять без дела, а шагать на уроки (писать сочинение «Как я провела лето»). Разойтись по партам девкам мешает появление в гареме Селима. Афифе велит девкам опустить мурло и не сметь класть свои бесстыжие глаза на царского отпрыска под страхом принудительной голодной диеты в случае неповиновения. Ага, так они и послушали старую бабку, уже забывшую, каково это, когда в сугубо женском коллективе появляется один настоящий мужик, все повернули головы, когда Селим под конвоем следующей за ним по пятам Михримах подошёл поинтересоваться, где его мамА. Михримах, в свою очередь, поинтересовалась, приехал ли Баязид, и, узнав, что ещё нет, велела доложить ей по форме об его прибытии. Проводив сулеймановых отпрысков, Афифе пошла раздавать кнуты ослушавшимся её приказа девкам и лишила всех вечерней обжираловки.

Селим пришел к Хюррем, и сделав комплимент её затмевающей взор красоте (видимо, винные пары ещё не выветрились), уверил, что устал с дороги, потому и не пришёл позавтракать вместе с ней. Хюррем, довольная комплиментом, поинтересовалась, виделся ли он с отцом. Нет, не виделся, папА желает нас всех одновременно видеть, що це таке, мамо, почему нас позвали, неужели, чтобы проводить в Манису Баязида, спросил Селим. Та не, сынку, что за подозрения, уверила Хюррем, во-первых, церемония Джихангира, а во-вторых, может, в Манису поедешь ты, кто знает. Селим уверяет, что ему и в Тьмутаракани хорошо, «нас и там неплохо кормят», к тому же, скорее всего, в Манису отправится Мустафа, раз и он удостоился приглашения. Да ттт, сплюнь, сынку, если б Мустафа не косячил, то до сих пор сидел бы в Манисе, нюхал розы с мимозами, запомни, Селимко, в Манисе нет места косякам, есть только путь на трон, указала Хюррем.

Где-то на большой дороге Ташлы показывает Мустафе, что всё нормуль, можно и с коняшки слезть, угрозы нет. Мустафа подходит к янычарам, глава которых приветствует свет очей их, Мустафу, и предлагает сопроводить его до сарая всей толпой. Махидевран и все обитательницы женской кареты счастливы, спустилась благодать на их землю. Мустафа даёт согласие, при этом говоря Ташлы, что папеньке это ох как не понравится. Ташлы недоумевает, а тогда для чего этот пафос, собственно. Ну так, не хочется расстраивать любящую и любимую солдатню, они ж меня обожают и ради меня оторвали зад от янычарских коек, как же можно им отказывать, отвечает Мустафа и проезжает на коняшке через строй склонивших буйны головы и странно, что не упавших целовать песок под копытами его коня, янычар.

Топкапский гарем. Появление Баязида вызывает ажиотаж у девок. Похоже, этот день им запомнится надолго, столько самцов в одном месте в один день. Баязид, не обратив внимания на скопище эстрогена, писающее кипятком при его появлении, проходит в покои Хюррем.

Мать и сын обнимаются, Хюррем пеняет ему, что тот долго добирается, она уж волноваться начала. Баязид оправдывается, что зашёл на базар за подарками для матери и сестры, и дарит Хюррем брошь-эксклюзив, нет в мире подобной вещицы, как эта брошь, так же, как и нет в мире подобной Хюррем. (Хмммм…) Селим согласен с братом, нет в мире такой безвкусицы, верно говоришь. Братья обнимаются. Михримах интересуется, а где ж её подарок? Баязид заверяет, подарок в конюшне, ни к чему тащить в гарем лошадь. Михримах довольна. Обнимашки.

Махидевран прибывает в Топкапы, ее встречает зачахшая без наличия хозяек Гюльфем. Деффчонки обнимаются. Афифе предлагает Махидевран прилечь с дороги. Гюльфем замечает беременную «Румейсу», Махидевран выражает надежду, что скоро появится ещё один львёнок в семействе Махидеврановых, и ехидно интересуется, как поживает их Валиде Султан. Гюльфем мрачно-трагично стонет, нет покоя, совсем нет, всех извела мегера.

Чета Рустемовых. Рустем заверяет супругу, что не в курсе думок Сулеймана насчет Манисы, может, Мустафу туда пошлёт, неизвестно. Михримах уверена, что в Манису должен ехать Баязид, и никто другой, а уж особенно, Мустафа, женщины в окружении которого натворили дел с Хюррем и Мехметом. Рустем придерживается того же мнения и успокаивает её, что Мустафе не удастся прибрать Манису к рукам. Неправильно поняв супруга, Михримах в шоке, что Мустафу кокнут до того, как он соберёт котомки в Манисскую дорогу. Да ты что, милая, ттт, и в мыслях такого нет, что ж мы звери какие, успокоил её Рустем, потянувшись к Луноликим устам, но вошедший слуга не дал пролиться бальзаму на сердца жаждущих любовных приступов у четы Рустемовых зрителей, сообщив, что Мустафа пожаловал в сарай в сопровождении тысяч янычар. Рустемовы шестерёнки в мозгу заработали в усиленном режиме, думая, как посмачнее донести эту благую весть до царственных ушей.

Гюльфем шушукается с Махидевран. Махидевран жалуется, что Хюррем, дрянь такая, ведьма, в огне не горит и в воде не тонет, уж разорвали её на клочки, а она всё равно, как преданная псинка, вернулась в сарай к хозяину, скорей бы уж Мустафа вернулся в Манису. Да-да, подтявкивает Гюльфем, все мы этого жаждем.

Все шехзаде встречаются. Джихангир рад приезду Мустафы, который уверяет, что будь даже его руки в крови, он всё равно бы приехал ради церемонии вручения меча брату. Жаль, не уточнил, чья именно кровь должна обагрить его руки. Обнимашки Мустафы с братьями прерывает слуга, приглашающий их войти в отцовские покои.

Хюррем возмущена приездом Махидевран, присутствие которой давит ей на больную печень, как стакан водяры на пустой желудок, в то время как Мехмет находится в могиле. Михримах сокрушается, что доказать недоказуемое невозможно. Да плевать, кому нужны доказательства, если эти изверги убили его в моё отсутствие, и я не смогла уберечь собственного ребенка, стонет Хюррем. Михримах обещает реки крови для извергов, Хюррем довольна, повзрослела доча, выбросила розовые очки на свалку. Сюмбюль сообщает Хюррем, что Рустем жаждет встречи с тёщей, есть важные новости.

Сулейман разглядывает сыновей, как прибывший из многолетнего плавания моряк. Надо же, подросли детишки-то, ну добро пожаловать, что ли. Сыновья по очереди мусолят полу его халата, произнося стандартные восточные комплименты, типа, безумно счастлив поцеловать песок, на который Вы сходили, папА. ПапА интересуется, как дела в провинциях, хорошо ли правите, дети мои? О да, папА, не ссыте, всё отлично, мы молодцы. Ну отлично, продолжайте в том же духе, велел Сулейман.

Хюррем приходит к Рустему, говори, зачем звал. Рустем докладывает тёще по форме о том, что Мустафу сопроводили в сарай тысячи янычар. Что за хрень, чего хотят солдаты, неужто устроить погром в Османии, заинтересовалась Хюррем. Рустем предлагает заняться главным янычаром, которого уже предупреждал о недопустимости таких вот вывертов, уволить его и назначить своего преданного человечка. Хюррем уверяет, что ни к чему обострять отношения с янычарами, которым сам черт не брат, даже Грозный Явуз не рисковал возбухнуть против них, так что пусть делают, чего хотят, а мы подождём. Чего ждать-то, дорогая тёща, призывает её к ответу Рустем, если Мустафа вот-вот сиганет обратно в Манису. Маршрут Мустафы – прямиком в ад, не сворачивая ни в какую Манису, решила и постановила Хюррем, обозначив тем самым главную задачу для Рустема.

Подготовка к церемонии. Куча всякого народу. Барбаросса приглашает свет очей своих, Мустафу, прогуляться как-нибудь вечерком на его кораблик, надо пошептаться, Рустем воду мутит, надо бы поосторожнее. Спокуха, отвечает Мустафа, Рустемчик в правлении Османского холдинга долго не задержится, это точно.

Сулейман сопровождает Джихангира на церемонию, поддерживая его в трудный для того день. Джихангир отвечает, что не было для него лёгких дней, и в конце концов, он не на войну едет и не в санджак, и шутит, что от Манисы бы точно не отказался. Сулейман дарит ему перстень, сделанный собственноручно, и просит Джихангира не забывать, что он его сын, сын султана.

Церемония начинается. Селим язвит, что Джихангиру незачем меч, если он не сможет им пользоваться. Баязид парирует, что государство управляется умом, а не мечом. Ой, я тебя умоляю, не свисти, ты прекрасно знаешь, что Джиха не сможет взойти на трон, не трави его надеждами понапрасну, заключает Селим.

В башенке за церемонией наблюдают Хюррем и Михримах. Пришедшие Махидевран с Гюльфем вызывают негатив у Хюррем, который та спускает на Афифе. Старушка оправдывается, как же можно помешать Султанше, я ж не самоубийца ещё пока.

Увидев кислые янычарские рожи, явно сомневающиеся в целесообразности своего нахождения на этой церемонии, Джихангир, и без того комплексующий по поводу своей внешности и неудобности надетых на него одежд, забывает слова речи. Сулейман подсказывает ему нужные слова. Все чувствуют неловкость, Махидевран в башенке кайфует. Придя на помощь Джихангиру, Сулейман по окончании речи вручает ему меч.

Махидевран сокрушается, бедный шехзаде, наверху там известно, за чьи грехи он сейчас расплачивается. Подскочив к ней, как ужаленная в мягкое место, Хюррем советует посмотреть в зеркало, коли охота увидеть грешную рожу, и благодарит небо, что уж её-то, Хюррем, руки не погрязли в Династийной крови. Услышав про зеркало, мысленно помянув недобрым словом венецианку, подсуетившую ей в своё время антигрешный аксессуар, Махидевран побледнела чуток, что не укрылось от внимания присутствующей тут же Гюльфем. А чего это было-то, поинтересовалась она. Да забудь, мало ли чего брякнула Хурма, бывает, успокоила её Махидевран.

Вечером Хюррем приходит к Джиханширу в комнату и говорит, что гордится им. Джихангир печально спрашивает, что гордится тем, который забыл слова на церемонии, руки-ноги которого заплетались, и это ли смелость. Хюррем уверяет, что смелость не в том, чтобы переть на волков без страха и упрёка, а в том, чтобы делать это, даже при наличии страха в душе. Джихангир уверен, что родители его стыдятся, особенно отец. Но Хюррем утверждает, что он ошибается, и родители не могут стесняться своего ребёнка, тем более, такого умного и хорошего, как он, а для начала он должен сбросить груз со своих плеч и идти к отцу, который его ждёт.

На балкончике Рустем хвалит Селима за достижения в плане управления Тьмутараканью. Селиму приятно такое слышать, но всё ж таки он считает, что не все такие няшки, как Рустем, и думают иначе. Мустафа, присутствующий тут же, говорит, что гордится братьями, всеми без исключения. Рустем предлагает Мустафе обсудить амасьские делишки, но тот не упускает случая ткнуть хорватского котёнка носом в лужу, а посему указывает, что несмотря на Рустемово В-Азамство, ничего не изменилось, как был Рустем прислугой, так им и остался. Пришедший Сулейман предлагает присутствующим, включая Рустема, присесть, поужинать и обсудить дела, что не может не вызвать недовольства у Мустафы. Сулейман предлагает всем выбраться поохотиться как-нибудь. Рустем советует шехзадам присоединиться к пятничному приветствию, особенно Мустафе, которого просто жаждет обнять народ, а особенно янычары, вышедшие всем полком его встречать.

В гареме блондинка, с которой кувыркался Селим, рассказывает всем девкам байки о том, как её любит Селим. Девки не упускают случая подколоть самоуверенную дамочку тем, что любовь любовью, а шехзаденка та ещё не родила. Да это вопрос времени, уверяет блонди, потому как в Тьмутаракани мы шпехаемся каждую ночь, вот рожу сына и стану султаншей, а как переедем в Манису, и в один прекрасный день мой Селим станет султаном, тогда и я стану Хасекой в этом сарае. Услышав дерзкие речи, подкравшийся Сюмбюль зовет раскатавшую губы блонди прогуляться до Хюррем.

Узнав о новом косяке старшенького, Сулейман интересуется, в чём дело, сына? Сына отвечает, что невиноватый он, янычары сами пришли, никто их не звал. Вот те на, ухмыляется Селимко, нас отчего-то ни одна собака не встретила. Ну Мустафа старший, вот его и почитают поболее нас, пытается сгладить острые углы Джихангир. Когда я ем, я глух и нем, включил воспитателя Сулейман, жрите молча.

Хюррем допрашивает блонди, почему та до сих пор не залетела, зато трепется по всем углам о своем будущем положении Хасеки. Удостоверившись, что дамочка глупа как пробка, Хюррем отослала её за дверь, а сама выразила Сюмбюлю мнение, что у её сыновей такие бесполезные бабы, в то время как от наличия сильной женщины зависит успешность мужчины. «Золотые слова, Юрий Венедиктович!» © Сюмбюль обещает подобрать подходящих наложниц и привести для одобрения их к Хюррем.

Сказано – сделано. Не прошло и дня, как у ворот Топкапы выстроилась очередь из подобранных Барбароссой на хатунных развалах разнообразных мамзель, на любой вкус и кошелёк. Сюмбюль со знанием дела начал внешний осмотр трофеев. Стоящая в бабской очереди дева сообщила своей госпоже, такой же зачуханной, как и она сама, что это султанский дворец, на что зачуханная госпожа пожелала, чтобы этот дворец провалился в преисподнюю.

Тем временем Барбаросса докладывает, что не зря тусил по морям, привёз много трофеев для Мухтешемства и его сыновей, а также доложил об обстановке в строю неверных. Видя, что Мухтешемство в хорошем настроении, Барбаросса намекнул, что Маниса пустует, а это не есть гуд, и пора бы туда послать одного из шехзадей, по умолчанию Мустафу, как самого опытного, к тому же, Мустафа, посланный в Амасью, так убивался, так убивался, нельзя так обращаться с детьми, надо уважать их чувства, тем более, ну какое дитятко не косячит по молодости, все мы люди, хоть и бородатые. Я тебя понял, иди уже, отослал его Сулейман.

Отобрав скотинку, Сюмбюль пригоняет женское стадо в гарем. Завидев проходящую Хюррем, чумазая Сесилия, посылавшая проклятия Османскому сараю, кинулась навстречу Царицке, прося отпустить её домой, потому как она голубых венецианских кровей. Но Царицка, соблюдая законы дедовщины, указала Сесилии, что тут никого не колышет, какого цвета у неё кровь, потому как она теперь скотина подневольная, собственность Династии, актив, так сказать, Сулейманова сарая, наравне с мебелью, посудой, постельными принадлежностями и т.д. Диана-Фахрие дополнила слова начальницы жестами, загоняя скотину в стойла.

В саду Баязид матракчит Матракчи прямо по циррозной печени, потому как ещё не родился тот ученик, который бы не мечтал уе.., уделать учителя. Матракчи малость в шоке, вот это я научил ученика на свою печень. Получив от способного ученика в очередной раз, теперь уже по почкам, Матракчи признал своё поражение. Подошедший Селим предложил Баязиду помахаться с ним, сколько уже можно лупцевать престарелого пропойцу. Афифе отправляет вновь прибывших наложниц на осмотр к местному гинекологу. Диана говорит, что этих дам расселят по гаремам шехзадей, тут им не место (боится старушонка, что её благоверный начнет свою кобелиную деятельность). Афифе машет рукой, да кому они тут нужны-то, дармоедки, только жрать и спать, а рабочий механизм простаивать не должен.

Рустем посещает Сулеймана и обеспокоенно спрашивает, не огорчился ли тот, узнав о проделках янычар, связанных с Мустафой. Сулейман уверяет, что занимается этим делом, иди отсель.

Ташлы допрашивает главного янычара, за каким те проявляют такое рвение, ставя Мустафу в неудобное положение перед султаном. Главный янычар уверяет, что его долг – указать врагам Мустафы их место.
Селим и Баязид матракчат друг друга. Насух в роли судьи. Селим получает по морде, и отвечает братцу тем же. Братья с упоением мутузят друг друга, вот вроде выросли уже, а всё, как в детстве, мерятся, у кого писюн больше. Сулейман с балкона встревоженно наблюдает за зрелищем. Получив в очередной раз по морде, Баязид набрасывается на Селима и орёт, что выиграл. Селим бросил все прибамбасы и ушёл, оставив разъярённого братца на попечение Насуха.

Махидевран с внучкой приходит к Сулейману. Нергисшах поёт дедуле песенку. Милота. Барбаросса-таки вытащил Мустафу на морскую прогулку и сообщил, что Хункярым прислушался к его мнению и вот-вот пошлёт Мустафу в Манису. Мустафа в сомненьях, откель такая уверенность? Ну так, кого ж ещё, уверяет Барби, Селим бухает и развратничает, это всем известно, Баязид, хоть и буйный малый, да неопытный еще сопляк, ну Джихагир – понятно, не кандидат. Ташлы зовёт Мустафу обратно, хорош кататься, пора в сарай, враг не дремлет. Сулейману понравилась песенка в исполнении внучки, Махидевран сообщает, что в их семействе ожидается прибавление, дай Бог, родится пасаншик, сильный, как его папа, который появился на свет в Манисе, и хорошо бы, чтобы и новый шехзадёнок появился там же. Загрузив Сулеймана, Махидевран ушла.

Михримах обеспокоена тем, что янычары чествуют Мустафу, а Хункярым молчит, как рыба об лёд, хотя Рустем ему об этом сообщил. Хюррем уверяет Михримах, что её отец выберет в Манису того, кого она ему укажет.

Сесилию в хаммаме мучают воспоминания о прошлой венецианской жизни, о том, как отец отослал её из дома в угоду своей новой жене. Её бывшая служанка решает помыть свою госпожу, калфа недовольна, нет тут более госпожи и служанки, все равны, а посему сама помоется, не сахарная.

Мустафа с Румейсой говорят о будущем ребёнке. Та уверена, что родит мальчика. Пришедшая Махидевран рассказывает, что навещала своего бывшего и надавила ему на больную мозоль, а посему уверена, что в Манису отправится Мустафа. Заходит слуга и приглашает Мустафу проследовать к отцу. Махидевран довольна, вот и счастье подвалило.

Гарем ложится спать. Надевая ночнушку, Сесилия вспоминает, как отец отправлял её из дома, намереваясь выдать её замуж за какого-то купца. Мустафа приходит к отцу и уверяет того, что был не в курсе янычарских планов, и был просто вынужден ответить им взаимностью на любовь и уважение. Сулейман рассказывает очередную цветистую байку о том, что излишняя любовь может завести не туда, куда надо, как дикий конь, увезёт, а потом скинет, не спрашивая. Бла-бла-бла. Мустафа заверяет, что самая сильная любовь для него – это любовь отца.

Селим и Баязид ужинают у Михримах. Баязид восхищён, мать моя, Валиде, какая ж она, ух, прошла огни и воды, и опять на коне. Михримах спрашивает у него, а как в твоём уезде дела-делишки? Селим шутит, что Баязид не сидит на месте, вечно где-то шляется. Увильнув от щекотливой темы, Баязид предлагает ему рассказать о сегодняшней игре в матрак. Селим, намекнув, что Баязид так и не повзрослел, прощается и идёт спать, попутно перемигнувшись с калфой. Михримах недовольна Баязидом, сколько можно, всё детство в попе играет, а ему вот-вот предстоит отправиться в Манису. Баязид сообщает, что ему нужны деньги, много, пол-мульена акче. Вах-вах, Рустемовы в шоке, фига се, запросы у принца. Рустем сообщает супруге, что её братец много тратит на благотворительность, швыряет бабло налево-направо, раздавая его народу и солдатне. Михримах велит помалкивать, чтобы до ушей отца не дошла весть о такой расточительности, тем более накануне принятия решения о Манисе.

На узкой дорожке Золотого пути Мустафа встречается с Хюррем. Сколько лет, сколько зим, говорит Хюррем, последний раз видались на похоронах Мехмета, оставшихся где-то глубоко за кадром. Он в раю, уверяет Мустафа. Естественно, и похоронен под троном, который был в сердце его отца, отвечает Хюррем. Мы страдали одинаково, утверждает Мустафа. Чего ж ты так рвёшься в Манису, кровь брата покоя не даёт, вопрошает Хюррем. Да нет, это пусть Вас беспокоит, дорогая мачеха, это ж вы выгнали меня оттуда, вот Высшие Силы Вас и наказали, забрав Мехмета, парирует оскорблённый в лучших чувствах Мустафа, в лучших традициях своего семейства переложив всё с больной головы на здоровую. Каждого ждёт расплата по делам его, заключает Хюррем, и победитель может потерять всё в один миг по собственной неосторожности. На том оппоненты и разошлись.

Штатная калфа Михримах докладывает Селиму, что Баязид влез в долги и собирается попросить деньжат у мамА. Селимко доволен, нашел-таки больную мозоль у братца.

Хюррем выражает озабоченность традиционной уже задумчивостью своего благоверного, в чём дело, дорогой, старческий геморрой разыгрался или старший сынок опять чего-то натворил? Да ну, всё отлично, пообщались со старшеньким славненько, отрицает Сулейман. Нет, так дело не пойдёт, подумала Царицка, надавим посильнее, может, ты расстроился, узнав, что Мустафёныш опять водит хороводы с янычарами? Да неее, отбрыкивается Сулейман, Мустафа взрослый уже, он только и делает, что держит меня в тонусе. Вот как, в тонусе, значит, недовольна положением дел Царицка, а как же ещё имеющиеся в наличии шехзады, они тоже вроде как не пальцем деланы, тоже все хороши и достойны? Да-да, детки мои все как на подбор, я всеми ими доволен, как отец, а вот для Повелителя Мира недостаточно быть просто сыном, чтобы Повелитель этот был удовлетворен, как-то закрученно вывернул Сулейман. Уже теплее, подумала супруга, и напомнила, что детки с нетерпением ждут батиного решения. Решив одним махом переложить ответственность на могучие плечи спутницы жизни, Сулейман поинтересовался, кого, по её мнению, следует отправить в Манису, а значит, пометить как своего прямого наследника.

Сесилии снится сон, в котором её, свободную, богатую и знатную венецианку, похищают злобные турки, а отца убивают на её глазах. Очнувшись от кошмара, Сесилия разбивает лежащее рядом зеркальце и вскрывает себе вены. Вовремя проснувшаяся Валерия, бывшая в прошлой жизни её служанкой, поднимает шум, громко крича. Проходящий мимо Селим слышит кипиш и увидев порезанные вены девахи, перевязывает ей их разорванной на ленточки простыней, между делом зазывая службу спасения. Ну, само собой, он взглянул на неё, она взглянула на него, перед тем как отключиться. Вот и неплохой повод для близкого знакомства.

Утро. Сюмбюль докладывает Хюррем о случившемся ночью, и что виновница происходящего – та девка, которая самым наглым образом упрашивала отпустить её домой, не оценив счастье, которое выпало на её долю, попутно рассказав, что спас неудачливую суицидницу Селим, проходивший мимо. Ой, красивая, а дура дурой, высказалась Царицка.

Сесилия приходит в себя в гаремном стационаре. Хде это я, интересуется у дежурной медсестры. Лежи, дура беспокойная, всех на уши подняла, успокоила её сестра милосердия. Как истинный суицидник, Сесилия традиционно спрашивает, за каким её спасли, если она жить не хочет. Да разуй глаза, говорит медсестра, вон сама ХС была такой же, как и ты, и я, много страдала, а стала законной женой самогО Султана Сулеймана, нарожав ему пятерых детей, а все потому, что сумела очаровать и влюбить его в себя. Нынче это самая сильная женщина в Мире, да чего уж мелочиться, во Вселенной, епт.

А тебе повезло, раз сам Селим, Прынц, по-вашему, по-венецианскому, проходил мимо и практически вытащил тебя с того света. Сесилия призадумалась, всё ж таки принцы на дорогах не валяются, надо брать.

Сулейман в компании Эбу-Сууда осматривает строящуюся Синаном мечеть. Зайдя внутрь, они молятся у тюрбе Мехмета. Сулейман говорит Эбу, что принял решение, и как отразится оно на всех, готовы ли все принять его решение? Эбу резонно полагает, что какая разница, готовы-не готовы, в конце концов хозяин – барин, Сулейман то бишь. Глядя на трон, установленный над могилой Мехмета, Эбу интересуется, в чем была истинная цель его установки: показать, что ушёл желаемый наследник, или же преподать урок истинному наследнику, или намекнуть остальным, что пусть к трону всегда лежит через смерти? Умеет старикан вогнать в холодный пот, этого у него не отнять.

Погружённый в свои мысли, Сулейман напоминает себе и всем, кто уже отвык от коронных монологов в стиле «Я – бла-бла…», что он сам был провозглашён в 16 лет престолонаследником, что его Грозный батя по пути к высшему государственному посту замочил всех своих родственников мужескага полу, отобрав в итоге власть у собственного отца. Сулейман рассуждает, что ему повезло, что не осталось у него братьев, с которыми нужно было бы драться в клочья за трон, не, он бы драться не стал, а сбежал бы по-тихому подальше, лишь бы не проливать братскую кровь. А что ж его собственные дети, продолжает грузить свой мозг Сулейман, смогут ли они сбежать, лишь бы не пролить братскую кровь, смогут ли остановиться или польются реки кровищи?

Вернувшись в Топкапы, Сулейман отдаёт заветный ларец с именем шехзаде, победившего в номинации «Официально назначенный наследник престола», Рустему.

Сюмбюль сообщает Хюррем, что всех шехзадей вызвали на Диванный Совет. Вах, побежали, радуется Хюррем, послушаем.

Пока все шехзады получают приглашение проследовать на Красную дорожку Топкапинска для возможного получения заветной статуэтки в виде ключей от Манисского Рая, Великий Комментатор Ибрахим, не желающий оставаться в стороне от главной политической сенсации всея Османии, продолжает прямой репортаж с места событий, описывая каждого из номинантов. Итак, все кандидаты хоть куда, каждый взял себе что-то от отца: Мустафа — совесть и справедливость, Селим – любовь к искусству и чувство прекрасного, Баязид – непокорность и воинственность, Джихангир – интеллект. Несмотря на то, что пасаншики росли все вместе, в гонке за престолом каждый будет сам по себе, потому как престол один, значиццо, и занять его должна только одна задница. И как только престол будет занят, остальные претенденты первым же делом будут уничтожены.

Обрисовав непосвященному зрителю предстоящие Османскому семейству кровавые перспективы, Великий рассудил, что не только он видел в сулеймановых глазах собственную смерть, а и впереди еще много-много жертв.

Тем временем, все претенденты выстроились в шеренгу в В-Азамском помещении, а сам Османский Лев присел за решеточкой, дабы понаблюдать за реакцией своих Львят.

По коридорам Топкапы к заветной стеночке, по-копперфильдовски исчезающей в нужный момент, идёт Хюррем в сопровождении Сюмбюля и проходит куда-то внутрь стены.

Торжественно распечатав ларец, вскрыв заветный документ и оглядев собравшихся, Рустем объявляет, что по желанию Величайшего из Великих, бла-бла, в Сарухан (то бишь, Манису), отправляется… Присутствующие замерли в нервном коллапсе, каждый претендент уверен в своей избранности. Тадам! Селим. То есть, разжёвывая для тех, кто в танке, престолонаследником Османии объявлен Селим. Претенденты, включая избранного Селима, в шоке и близки к обмороку, переходящему в продолжительную кому. Вот это папенька, так папенька, нокаутировал сразу всех сыновей, плюс присутствующих Барбароссу, Рустема и кого-то там ещё.

Где-то в подземелье, приложив ухо к звукоотводящей из Дивана трубе, выполняющей роль османской прослушки 16 века, Хюррем торжествует. Старый пердун отправил того, кого она и хотела видеть наследником престола – Селима… Автор: Татьяна Родионова /Cherry/

Галина написал(а):

- Мой Джихангир! Сегодня и ты, как и твои братья, принесёшь присягу мечом. Я знаю, насколько это сложно для тебя.
- Мне ничего не дается легко, Повелитель. Это всего лишь церемония присяги. Я же не выхожу ни на битву, ни в Cанджак. Простите, я не хотел расстроить Вас. Я здесь, под одним куполом с Вами, счастлив. Конечно же, если Вы пошлёте меня в Санджак Манисы, я и этому не возражу.
- Это твоё (дарит перстень в виде льва)!
- Вы сделали это для меня?
- Конечно! Ты- сын Султана целого мира! Мой сын! И это истина всех истин! Не забывай об этом никогда! Каждый раз, смотря в это лицо, вспоминай это!

Государственная дума намерена вернуть россиянам зимнее время уже в ходе осенней сессии. Как сообщает радиостанция "Эхо Москвы", об этом заявил глава комитета нижней палаты по охране здоровья Сергей Калашников.

Как отметил депутат, есть по крайней мере две причины, по которым стоит отменить реформу, проведенную в годы президентства Дмитрия Медведева. Во-первых, сделать это необходимо в интересах здоровья граждан.

Во-вторых, при рассмотрении данного вопроса необходимо, по мнению депутата, учитывать предстоящую зимнюю Олимпиаду в Сочи. Лишний час разницы с европейскими странами (которые не отказались от перевода стрелок) может помешать телетрансляциям и соответственно рекламным прибылям.

Отметим, что в правительстве возврат к зимнему времени не приветствуют. Там считают, что сделать это можно лишь после тщательной проработки вопроса. Разговоры о влиянии перевода часов на здоровье людей велись еще до реформы. Теперь выяснилось, что число сторонников и противников зимнего времени примерно одинаковое, значит, недовольные будут всегда.

Читать полностью: http://top.rbc.ru/politics/19/09/2013/877795.shtml