Валери-Називин пожинает плоды своей каторжной работы на султанской бахче – Сулейман, прослышав, что не отсырел еще порох в его пороховнице, жалует ей цацку с царского плеча в  присутствии Фатьмы, радующейся этому событию так, как будто ей нежданно-негаданно в одно прекрасное утро к двери подкинули чемодан со сбережениями Билла Гейтса. Улыбаясь во все свои многочисленные зубы, Фатьма уверяет, что, согласно ее разведданным, полученным напрямую из космоса, у Сулеймана родится еще один пасаншик. За всей этой вакханалией с балкона ниже наблюдает Хюррем.
Открыв пинком дверь в свою комнатку, Хюррем грозит окружающей ее мебели, что в этом сарае рождаемость пасаншиков под ее личным контролем, а значиццо, никаким голубым распашонкам, подгузникам и бутылочкам не бывать.
Рустем релаксирует как пещерный человек, глядя на огонь. Швейцар докладывает о приходе посетителя. Посетитель, не менее пещерный, клянется верой и правдой служить Рустему в любую погоду, круглосуточно, безо всякого соцпакета, отпуска и больничных, ну а коли придется скоропостижно скончаться на такой службе – так это великая честь для заезжего гастарбайтера, за неимением трудового договора поставившего свою подпись путем сжимания в руке раскаленной кочерги Рустема. (Фрейд от увиденного истерически повизгивает в углу).
Главнычар докладывает Барбароссе, что все шоколадно – Рустемчик шарахается от собственного астрального тела и стопудово заработал энурез с энкопрезом. Барбаросса доволен, это только начало, надо бы ему пинком под зад зарядить, чтоб летел со своего ВАзамского креслица, как пакостливый кот Руська от хозяйского тапка. Только вот надо помнить, что у этого кота есть серьезная крыша, а посему хорошо бы дождаться, пока хозяин тапка примет положительное для анти-руськиной стороны решение, пробить в крепости щель, так сказать, ну а потом войти через эту щель внутрь. ("Жениться тебе надо, барин — пыхая трубкой, качает головой дедуля Фрейд")
Рустем дает указание свежезавербованному шахиду Залу разобраться, кто стоит за Главнычаром, устроившим в своих казармах ВАзаму гастрономическую проверку на вшивость. Шахид уверяет, найдё-ё-ё-м своего человечка в янычарских рядах, достаточно позвенеть кошелёчком, как преданность некоторых бравых вояк поменяет вектор направления. Пришедшая Михримах прервала коррупционные замыслы, вынудив Рустема отправить работника на выполнение поставленной перед ним трудовой задачи. Михримах встревожена — что это за подозрительный тип гражданской наружности тут ошивается, почему в сарае полным-полно спецназовцев, что невозможно элементарно побегать по утрам в собственном парке, и почему драгоценный супруг, вздрагивая от кошмаров, пинается во сне так, что михримахины синяки не может замазать ни один тональный крем, what the fuck, Рустем?? (Девиз супружеской жизни Рустемовых в последнее время). Не волнуйся, милая, все o’k, просто готовлюсь к убийству себя, успокоил ее Рустем. Кто-кто-кто эта сволочь? — поражена Михримах, перенявшая поразительную недогадливость от своего папеньки, — что значит «убьют», я только во вкус вошла, я маме скажу, ее все сейчас боятся, даже я сама шарахаюсь каждый раз, когда ее вижу. Да уж, тёщенька моя в последнее время сама ку-ку, судя по ее крайне противоречивым приказам и поступкам, — подумал Рустем.
Барбариска в амасьском саду пуляет из лука. (Транссексуальные фантазии, нарушение гендерной идентичности на фоне неадекватного семейного воспитания, – кивает Фрейд в кустах. Идите, дедуля, уже, отдыхайте от такого вала психоаналитической работы на этом участке). Подкравшийся Мустафа делает даме (подчеркиваю, даме) сомнительный комплимент о том, что мечом она машет круто, а вот из лука пуляет так себе, не получится из девы биатлонистки с мировым именем. Ну что вы, мой лук стреляет точно в цель обычно, — уверяет Барбариска, — просто сказывается хронический недосып с тех пор, как поселилась в вашем гостеприимном сарае. О как, — удивился Мустафа, — клопы мешают или сердечко ёкает? Ладно, мне в принципе все равно, потому спрашиваю, папенька ваш Нептун ничего мне не присылал? Ничего, окромя мнения, что не стоит мне обживаться в амасьских землях, — ответила Барбариска. Ну-у-у, папа плохого не посоветует, — согласен Мустафа, как бы намекая, что нечего тут класть свои глазищи на его высокородную персону. Не-не, папа только высказался, а я ж уже большая во всех смыслах девочка, потому остаюсь, и все мы тут в курсе, почему, — упирается Барбариска. При наличии в саду целой гвардии свидетелей для полной картины не хватало только Атмаджи, присевшего в кустах по нужде, ну и попутно застукавшего, как Мустафа и Барбариска общаются vis-а-vis.
Тем временем Махидевран раздает указания еле волочащей, судя по визажистскому мастерству гримеров, ноги Фидан как следует напоить местную элиту на благотворительном ужине по сбору добровольно-принудительных членских взносов в ее благотворительный фонд, попутно интересуясь, как там Барбариска, не дай Боже, подкараулит мово сыночку где-нить в кустах, не нужен нам никакой «Моникагейт» в преддверии грядущей головокружительной политической карьеры. Я слежу, слежу, — успокоила ее «старушка» Фидан, — вроде все чисто, может, мне только все показалось, старость – не радость, все-таки, Вы бы ее услали куда-нить, пока не поздно. Не-не, — не согласна Махидевран, — уедет гостья на заимку, там и не проследишь,  лучше пусть живет тут, у меня под колпаком.
Атмаджа, укараулив Барбариску наедине с конем, после того, как та рассталась со львом, просит черкнуть папаньке пару строк, чтоб у его дружбана Явуза появился повод сгонять в Нерезиновую столицу, попутно проследить за ситуацией вокруг шейхуля, которого Рустемчик задумал довести до добровольно-принудительного выхода на пенсию. Да Руське не до него сейчас, у него энурез с энкопрезом, — отмахнулась Барбариска. Все равно, — упрямится Атмаджа, — и кстати, чего это Вы тусите с нашим шехзадой в парковой зоне, может, я чего не знаю, а? Да ну тя, будет чего — так узнаешь, — заверила Барбариска.
Торжествующая во все челюсти Фатьма велит Афифе накормить весь гарем сладким и забросать всех золотом. Это с чего такая раздача пряников? — удивилась Афифе. Ликуйте, насекомые, бросайте чепчики вверх, одна из вам подобных удостоилась великой чести стать живым кювезом для выхаживания падишахского бейби, — громогласно объявила Фатьма. ВалерИ млеет, вот это минута славы в ее серой жизни, вот это прыжок из венецианской девки-чернавки в османские селебрити!
Сюмбюль, оценив происходящее, поспешил сообщить хозяйке, что Фатьма объявила на весь птичник о беременном состоянии Називин. Кого?? — удивилась Фахрие. Да той девки, которую мы сами и подсунули нашему Молодящемуся Старцу, у нее теперь новое кодовое имя — разъяснил Сюмбюль. А вы где были?? — обрушила на стрелочников свой праведный гнев Хюррем. — Почему не напоили ее контрацептивной смесью пургена с димедролом, почему не стояли со свечкой у султанской постели и не перекрыли вовремя кран с султанскими живчиками? Да мы тут вообще не при делах, это Фатьма сутенёрила, — оправдывается Сюмбюль. Короче, избавиться от нее, стервы, — велит Хюррем. Вай-вай, как можно, — ужасается Сюмбюль, в послужном списке которого значится не один труп, — что ж мы звери какие, беременную, да еще от Седобородого, мочить, ребятенок-то не виноват, что его папаша свою физиологию не контролирует. Ну ты ваще, Сюмбюль, – цокнула Хюррем, — сам придумал-сам ужаснулся, я имела в виду Фатьму, имела я ее. Короче, узбагоить надо даму, а то у нее много времени свободного, как я погляжу.
А Фатьма велит Афифе распространить беременную сенсацию по всем мировым соцсетям, пусть все знают, что главное Османское ружье, давно висящее за ненадобностью на стене, выстрелило-таки по всем законам театрального жанра. Ну, раз в жизни и простая палка стреляет при несоблюдении техники безопасности, а уж царственной и подавно по статусу положено стрельнуть. Афифе-барометр привычно предрекает бурю, но Фатьма радостно уверяет, что она бурю уже успокоила самолично, сообщив о сенсации прямо стихии в лицо, отчего стихия чуть не стихла на месте навечно. Вай-вай, — ужасается Афифе, — и чего мне у себя в глуши не сиделось, чего я приперлась сюда в бойцовский клуб? Тут Фатьма решила добить старушку окончательно и возложила на нее ответственность за Називинскую целость и сохранность.
В Манисе вечерком Нурбану устраивает Селиму приватную дискотеку, показав, как надо по-венециански двигать телом под звучащую исключительно в голове свирель. Селим восхищен тем, что тараканы в ее голове еще безбашенней, чем в его собственной. Пока он целует ее в десны, его управляющему приносят весточку, что вдова убитого на рынке языкомчесателя обратилась в местный суд с требованием открыть уголовное дело на губернатора по факту убийства им ее супруга.
Барбаросса докладывает Сулейману о результатах проведенного им псевдо-независимого расследования, согласно которым в инциденте с подозрением на подброшенный янычарами в суп Рустема пурген виноват сам Рустем. Видя, что Сулейман даже не сдвинул брови в знак гнева, и выражение его морды лица все такое же ботоксно-спокойное, Барбаросса решил усилить эффект, дабы до недоГАДливого султанишки наконец дошло, чего от него хотят, и обеспокоенно-тревожно высказал мнение, что в народно-янычарских массах идут волнения, на Рустемку злы, а ну как начнут месить все вокруг, это ж не только «русский бунт бессмысленный и беспощадный» ©, а и любая толпа страшна своей тупой непредсказуемостью, посему надо обеспечить покой и благодать.
Придя в отчий дом, Михримах становится свидетельницей раздачи пряников. Поинтересовавшись, откуда дровишки, узнает, что папка на старости лет начудесил, и у ее дочи скоро появится новый дядя или тётя (или тёДя, судя по последним тенденциям османского синематографа).
Гюльфем не верится, что Фатьме удалось то, что не удавалось ее предшественницам: Сулеймана обрюхатили. Да-да, — ликует Фатьма, — вытряхнем мертвечину, которой заполонила все топкапские углы Хюррем, и наш Сединобородый молодой папаша снова начнет скакать как козел, горный. Да ттт, только ведь Хюррем не спустит все это на тормозах, по-любому приложит все усилия, чтоб ребятенок не родился, — цокает Гюльфем, очевидно, мысленно записавшая на счет убиенных Хюррем младенцев и своего собственного, когда-то умершего от болезни, а чего ей, рыжей, одним трупом больше – одним меньше, какая разница. Да что за хюрремофобию развели, хватит уже бояться сбитой летчицы, — обнадеживает Фатьма. Физически присутствующая при данной беседе, а мысленно витающая в другом месте Хуриджихан просится у тетки выйти в сад, подышать. Да иди, канеш, — соглашается тетя, — чё киснуть в четырех стенах, вот я в твои годы, ух, зажигала, ни один сарай меня не мог удержать. Да Вы и сейчас жжете не по-детски, — кисло подтявкнула Гюльфем, припомнив собственную тоскливую молодость и печальную зрелость.
Примчавшись к мамА, Михримах допытывается, верно ли она все расслышала, и папА скоро затрясет пеленками? О-о-о, началось, — перекосило Хюррем, — османская служба новостей функционирует исправно. Да не-е-е, я мимо проходила, а пришла я вообще-то из-за мужа своего, зятя вашего, мамо, — успокоила ее Михримах. – Потому как зятю вашему грозит полный фисдяускас, а я узнаю обо всем в последнюю очередь, если ж вы не в состоянии защитить зятя, так я встану на защиту мужа всем своим третьим размером. О как, — удивилась Хюррем. – Помнится, ты наматывала сопли на кулак, умоляя не отдавать тебя бородатому демону на растерзание, а сейчас бьёсся за него, как коллекционер на аукционе за яйцо Фаберже, воистину любовь зла – полюбишь и Рустема. Ой, я вас умоляю, мамо, какая любовь, просто нечего разевать пасть на мужа дочери самого пупастого пупа земли, — включила «Династию» Михримах. Не волнуйся, доца, спасем, лишь бы он стоял в наших рядах до конца, а не переметнулся на другую (спрашивается, какую, и, главное, зачем?) сторону, — успокоила ее Хюррем.
Пока Хуриджихан гуляет в саду с Джихангиром, как бы невзначай интересуясь весточками от Баязида и между делом сообщая, что у Джихангира появится еще один братишка (папка постарался), приводя того в потрясенное от такой сенсации состояние, Рустем приходит к Сулейману. В ожидании, пока его Падишахство соизволит его принять, Рустем узнает о главной беременной новости всея Османии. Находящегося в шоке от такого поворота событий Рустема вышедший косичка добивает контрольным в голову: Сулейман спит, а посему велел зайти зятю позже, очевидно, так прямо во сне и велел.
Вернувшись утром из селимовой постели и продефилировав мимо, несомненно, завидующих ее бурной половой жизни соседок по женскому общежитию, Нурбану интересуется у калфы, привезли ли ей ее заказ. Калфа поясняет, что заказанные ею прихоти стоят весьма дорого, так что заказ исполнен быть не может. Ой, да не вопрос, меня Селимко усыпал тугриками, да еще и будущая свекровь Хюррем подкинула, так что я все оплачу, везите, — велела Нурбану. Угомонись уже, тут «тако горе, тако горе» ©, на нашего прЫнца подала в суд рядовая торговка, а поскольку Манисский суд – не Басманный, да и Селим из всех прынцев имеет самый низкий рейтинг, то догадайся с первого раза, кто выиграет дело, — обрисовала мрачную перспективу калфа. Это что же, мое мировое господство может накрыться медным тазом? – забеспокоилась Нурбану. – А ну-ка, позвать мне управляющего, будем проблемы разруливать, лишь бы мой пропуск в светлое будущее о них не узнал и не ушел опять в алкогольную нирвану.
Тем временем Селим в блаженном неведении о сгущающихся над его рыжей натурой тучах направляется в свой Диванчик решать проблемы с водоотведением.
Баязид возвращается в свою Мухосрань, где его с нетерпением ожидают, как выясняется, и.о. жены и пара шустрых пасаншиков. Одна-а-а-ко, наш пострел везде поспел: и старых алкашей рэкетнуть, и детей настрогать, и скрипичные узелки на память завязать. Потетёшкав на скорую руку домочадцев, Баязид прошел в рабочий кабинет. Учитель-наставник огорчен печалью на челе своего царственного подопечного, возникшей из-за того, что не состоялся переезд в Манису, больше самого подопечного. Пуркуа? – спрашивает, — ведь столько членов Вашего семейства оказывало протекцию, ну да ладно, не все еще потеряно, ведь и Мустафище когда-то гулял по манисским лугам, а вот поди ж ты, сослан, как Ленин в Шушенское, — сделал тонкий намек на толстые обстоятельства наставник, а Баязид, как амбициозный ученик не менее амбициозного учителя, самого втайне мечтающего поваляться в манисской травке, сделал охотничью стойку и велел послать в Манису наружку, дабы быть в курсе каждого чиха своего рыжего-бесстыжего братца.
А Манисский триумвират под предводительством Нурбану совещается, как спасти Селима без ведома его самого. Поняв, что калфа с евнухом больше предпочитают изумляться тому, что кто-то осмелится выступить свидетелем против царского отпрыска, нежели разумно действовать, Нурбану предлагает уговорить истицу забрать свой иск обратно.
Застав Хюррем, с верхотуры обозревающую творящееся в гареме по поводу подтверждения высокой фертильности Сулеймана веселье, Сюмбюль докладывает ей пикантную новость, полученную от слегка придушенной в темном углу калфы Фатьмы: Хихикнутая Султанша развелась с мужем по поводу слабости передка, но только не супруга, как было заявлено ранее, а своего собственного. Вай-вай, какая клубничка, — причмокивает Сюмбюль, — стоит только запустить эту новость в гаремный вентилятор, как начнется такая буря, что Хохотулине мало не покажется. Релакс, — велит Хюррем. – Запустим, когда время придет.
Проходя мимо веселящейся публики, Хюррем сталкивается с Фатьмой и высказывает пожелание погулять на аналогичном празднестве по случаю появления бейби у самой Фатьмы когда-нибудь, правда для этого нужно для начала выйти замуж, а то становиться матерью-одиночкой Династии как-то не комильфо. Фатьма уверяет, что ей родить как два перста оросить, ведь она-то, в отличие от некоторых, все еще может похвастаться наличием функционирующих яйцеклеток, было бы желание, ну а если и не придется воспроизвестись, тогда всегда найдется, кого потетёшкать, ведь братец Сулейман подкинул ей такую возможность. После обмена любезностями ходячая династийная яйцеклетка велит всем веселиться и танцевать до упаду.
Михримах навещает отца и просит не верить лживым наветам на ее Рустема, потому как преданней Сулейману служащего Османия еще не видывала, но тот по привычке пощупав собеседницу за подбородок, советует ей не думать, ибо это занятие крайне вредно для дамской внешности. Такой вот совет от главного османского косметолога. Махнув рукой на равнодушного папаню, Михримах покидает отчий дом, а на смену ей приходит Хюррем. Поделившись с распутным муженьком переживаниями того, как тяжело ей смотреть на плоды его распоясавшейся ширинки, Хюррем удостаивается великой падишахской милости прослушать очередной стишок из серии «Хоть с другими сплю, я тебя люблю, скушай пирожок, забудь про мой грешок». Хюррем улыбается, а что еще остается, женское счастье – будь хоть милый гадом, главное, что рядом.
Вернувшись с тусовки, Фатьма застает Хуриджихан, прячущую в подушки исписанную бумагу при ее появлении. Ну-ка, ну-ка, чего это там, колись, — интересуется заботливая тетя. – ах, любовные писульки Баязиду, ну ты даешь, племяшка, какая нетерпеливая, сиди и жди, пока кавалер не соизволит написать первым, поверь моему опыту, мужики это такие особи, которые не могут одновременно делать дела и думать о лямур-тужурах, как освободится, так настрочит тебе письмецо, верь мне, опытной тетке.
Тем временем в далекой Мухосрани объект их познавательной в области мужской психологии беседы, вспоминает Хуриджихан.
Ранним утречком Рустем получает сообщение: Сулейман желает его видеть. Ну вот, пора узнать приговор: со щитом или на щите. Чета Рустемовых прибывает в Топкапы. Пока взволнованная Михримах поражается пофигестическому выражению лица Хюррем, уверяющей, что Сулейман плохого не придумает, Рустем выслушивает от тестя, уверенного в его вине некими псевдо-независимыми дознавателями, нравоучения о том, что такое хорошо и что такое плохо в положении ВАзама.
Занявшаяся, наконец, благотворительным делом Махидевран, в результате чего печать вечной скорбной озабоченности ненадолго покинула ее лицо, прощупывает почву относительно отношения ее пасаншика к Барбариске, сообщая, что подыскала данной красотульке подходящего женишка из числа местной элиты, однако при реакции явно недовольного таким положением дел Мустафы, высказавшего «что Вы, мамо, лезете туда, где Вам быть не положено, пусть ейный батя и решает», озабоченная межбровная складка Махидевран вернулась на свое давно обжитое место.
А Барбариска отмахивается от предложения Атмаджи отправиться в столицу, чего торчать в этой Тьмутаракани ей, выросшей на морских просторах, советуя советчикам не лезть туда, куда не просят. Нет, ну раз пошла такая пляска, так хотя бы без моего ведома никуда не шастайте, а то не ровен час, умыкнут сокровище, а мне потом перед папенькой ответ держать, — выставил условие Атмаджа. Застав эту компашку, накрученный маменькой Мустафа подозрительно интересуется, чего это тут происходит. Да вот, письмецо папане своему написала, а Явуз и отвезет его по адресу, хотите – прочитайте, прежде чем записывать меня в стукачки, — предложила Барбариска. Читайте сами, мне как-то недосуг, не до них мне, — оставил компанию без своего сиятельного присутствия Мустафа.
Придя в свой рабочий кабинет, Рустем застает там жену с тещей и сообщает им, что Сулейман отправил его далеко-далёко, то бишь, с глаз долой, считать пограничные столбы где-то в районе Герцеговины. В то время как потрясенная Михримах находится в шоке от такого вот решения любимого папА, Хюррем потрясает самого Рустема своей пофигестической реакцией, типа, а шо такого, ну выслали, подумаешь, радуйся, что уедешь сам, а не вышлют частями. Да как бы вам культурно объяснить, — напрягся Рустем, — чтоб до Вашего мозжечка наконец дошло, что враги-то победили, добившись моей высылки. Ну вот и подумай на досуге, что надо не потакать своим страхам, а думать головой, прежде чем что-то делать, — умыла руки Хюррем. Да трясся я не за свою шкуру, неуважаемая мной отныне теща, а боялся потерять своих жену и дочь, — расставил точки Рустем.
Эбу-Сууд говорит Рустему, что шейхуль уже плетет интриги за его седой спиной, настраивая против религиозный люд. Да это я виноват, — посыпает голову пеплом Рустем, — тех, кто со мной дружит – гнобят, вот и меня сожрали. Заткните уши и не слушайте никого, потому как вы ценный кадр, каких еще поискать, — утешает его Эбу, — а обо мне не беспокойтесь, об меня зубенки-то свои гнилые пообломают, потому как у меня щит от небесных сил.
Пока Нурбану с калфой шушукались о визите Селимова управляющего к истице, вызывая подозрения у Блонди своими шушуканьями по углам, сам управляющий попытался надавить угрозами на вдову, указав ей ее ничтожное место в этом мире, но наткнулся на противодействие ее соседей по торговым рядам, заступившихся за бедную вдову, вследствие чего пришлось уйти ни с чем обратно.
Расстроенная Михримах, пытаясь вести с матерью светскую беседу о Фатьме, неожиданно падает в обморок, вызывая переполох. В это же время Зал докладывает Рустему, что захватил без шуму и пыли в плен вражеского «языка», того самого, что принес приглашение на скандальный ужин у янычар. Прибежавшая с известием о Михримах калфа прервала сей увлекательный доклад.
Пока Сулейман, надев привычный камуфляж в виде мешка, посещает Эбу-Сууда и обещает размазать по стенке любого, кто пойдет против самого Эбу, лекарша обследует Михримах и сообщает, что никаких явных признаков отравления нет, просто надо отдохнуть от тяжелой султанской работы несколько дней. Странно, что лекарша за причиной обморока полезла в желудок, а не в те места, куда обычно лезут за поиском обморочных причин в гареме. Ищите лучше, наверняка, траванули мою Луноликую, — настаивает Рустем, игнорируя возмущение Хюррем его паранойей по поводу отравления.
На благотворительном ужине в Амасье, на котором собралась вся местная дамская знать, Махидевран показывает Барбариске одну из приглашенных и расписывая достоинства ее, ее семьи и, особенно, ее сына, сообщает, что Барбариску хотят просватать, вызывая этим сообщением спонтанный логоневроз у потенциальной новобрачной. Кое-как справившись с непослушными буквами, Барбариска высказалась, что даже и не думала о замужестве никогда, вызывая неподдельное любопытство таким чудом у Махидевран. Как это не думала?? Разве не все девушки от 8 до 88 только и мечтают о замужестве, это что же, все глянцевые журналы врут? — поражена таким открытием на старости лет Махидевран. – В общем, подумай сама, пока за тебя не подумали другие.
Очнувшаяся Михримах видит у своей постели родителей, мужа, Джихангира. Все счастливы, особенно Рустем, что однако не мешает ему находиться под прицелом насупленных в его сторону бровей Сулеймана.
Пока Селим решает проблемы с водоотведением для населения Манисы, предлагая затратный, но эффективный проект, Нурбану, услышав от калфы, что управляющий провалил миссию, заявляет, что решит сама эту проблему, раз все вокруг жопорукие, и, пользуясь именем Хюррем, как орудием принуждения, велит калфе найти способ вывести ее из сарая, несмотря на строжайший запрет. Свидетельница их шушуканья тут же докладывает Блонди, которая только и ждет повода, чтобы выкинуть заносчивую венецианскую соперницу не только из постели их общего мужика, а и с Манисской жилплощади в целом.
У постели спящей Михримах Сулейман утешает Хюррем, плачущую на его плече по поводу болезни дочери, в то время как ею не снят еще траур по Мехмету. Застав обнимающуюся супружескую пару, Фатьма малость обескуражена таким зрелищем, действительно, экая диковинка – обнимающиеся супруги, и, проявляя заботу о состоянии Михримах, не забывает разбрасывать шпильки в адрес отсутствующего Рустема (плохо заботится о Падишахской Луноликой Жемчужине) и в адрес Хюррем (больная старая кляча, пойди выспись, а то без рюмки страшно смотреть).
В то время, пока Фатьма забрызгивает окружающих своими веселящими токсинами, Рустем спускается в камеру пыток, которая имеется в любом мало-мальски приличном сарае и застает не пережившего допрос с пристрастием захваченного янычарского «языка». Чересчур увлекшийся процессом допроса, а потому перестаравшийся Зал сообщил, что перед тем, как покинуть этот грешный мир, допрашиваемый успел признаться, что янычарский инцидент был инициирован Барбароссой.
Зайдя к Барбариске в комнату, Мустафа застает ее в процессе переодевания, надо сказать, типичная ситуация в любом общежитии. Оценив неосторожно выставленные на обозрение обнаженные мускулы дамы, Мустафа, вроде как интересуясь, когда усадьба вносящей раздрай в его мысли гостьи будет уже готова к ее переезду, высказывает мнение, что вопрос ее замужества должен решаться только ею и ее папА, но никак не им, и тем более, Махидевран. Бурно дыша при виде объекта своего поклонения, Барбариска уверяет, что замужество в ее планы не входит, она согласна и так, без него, лишь бы по любви и взаимно. Вот все вы так говорите сначала, — подумал Мустафа, вслух уверяя ее, что не хочет вступать на скользкую дорожку (опыт имеется). Ну так, если слушать сердце, то дорожка не может быть скользкой, — заманчиво внушает Барбариска, начитавшаяся, очевидно, женских романов. (Отстаньте уже от меня, — вздохнуло сердце. – Я орган для перекачки крови, и только, и хватит уже вешать на меня ответственность за последствия беспутного поведения других органов). Появившаяся с шмотками в руках прислуга на время спасла Мустафу от окончательного совращения.
Вклинившись в супружескую пару Сулеймановых, Фатьма продолжает троллинг, выражая хвалу небесам за то, что и Михримах, и Називин поправились. А шо такое с этой, как ее… Називин? – удивился Сулейман. Ну так, блюет по углам, как и положено беременной, да не беда, главное, что рожденный ею пасаншик просто осчастливит династию своим появлением, шехзадей много не бывает, — забрызгивает позитивом Фатьма. Какая Вы славная, золовушка, ну просто если б не Вы, гарем бы помер от тоски-печали, — не выдерживает Хюррем. Так, ну хватит, бабы, — психанул Сулейман, — все, брэк, разошлись по углам ринга, Фатьма со мной в Топкапы. Пришедший не вовремя Рустем получает от Сулеймана недвусмысленный приказ выметаться, как только Михримах поправится.
Слышал, чего велено? Выметайся, иначе еще хуже будет, — напутствует зятя нелюбимая уже им теща. Выметусь, только вот отомщу Барби, сделавшему мне подлянку, вот ведь какой интриган, подсунул свою доню Мустафе в качестве посредника, сам науськал янычар, посадит Мустафу на трон и будет править империей через послушного ему султана, — кипит Рустем. Ну, раз пошла такая пьянка, надо бы разжевать Нептуну, что за все нужно платить, — решила Хюррем. Замочить? – кровожадно облизнулся Рустем. Та не-е-е, проведем липосакцию души, — постановила Хюррем.
Пока сообщники обсуждают детали предстоящей операции, сам Барбаросса узнает от Главнычара, что его гонец пропал, явно не без помощи Рустема, который ухватился за болезнь Михримах как за повод задержаться в столице. Двум холостякам не дано понять, что болезнь любимой жены – это повод просто быть с ней рядом, а болезнь любимого человека как повод удержать столичную прописку может рассматривать только истинная лимитА.
Наставник приносит Баязиду офигительную новость – Селим-то в Манисе куролесит, замочил бедного работягу, посмевшего высказать ему правду в глаза, в вся народная масса недовольна его присутствием. Вот, во-о-от, я этого и ждал, надо ехать туда и плюнуть в его наглую рыжую морду, а потом папеньке с маменькой стукануть, полюбуйтесь, мол, на своего любимчика, видели глазки, что покупали – теперь ешьте, хоть повылазьте, — брызгая во все стороны слюнями, в экстазе забегал по ковру Баязид. – как только выпнут Селимку из Манисы, самолично запущу петарды с фейерверками.
Пока Баязид предвкушал, как Селим получает пендель, сам Селим занимался делами более приятными: Нурбану, завязав ему глаза платком, провела его по коридорам сарая до места назначения, доведя заинтригованного Селима до кондиции. После того, как ему царственным тоном было позволено снять повязку с глаз, Селим обнаружил себя в помещении со свечами и голопенной Нурбану в ванне, стоящей посреди комнаты. Интересненько, а ты занятная штучка, Нурбану, — ухмыльнулся Селим, первый раз в жизни принимая ванну. О да, — согласилась соседка по ванне, — я тебе еще много чего покажу (твоему унылому папА и не снилось, раз годами не может обнаружить татуировку на видном месте у дамы, с которой спит).
Сюмбюль, выбравшись на рынок, сталкивается с подкарауливающей его торговкой тканями, которой запал в душу этот обаятельный дядька, скупающий ткани оптом. Полагая, что мужика надо ловить в первую очередь на вкусненькое, а уж потом на остренькое, торговка зазывает Сюмбюля посетить ее вечерком на дегустацию пахлавы, не предполагая, что в случае с Сюмбюлем дело может ограничиться только вкусненьким, ибо остренького он не в состоянии распробовать по причине ампутированных в далекой юности специальных вкусовых рецепторов.
Покинув спящего после бурно принятой ванны Селима, Нурбану с помощью управляющего выбирается за пределы сарая, не подозревая, что ее уход был замечен следящей за ней по указанию Блонди наружкой. Придя на рынок, Нурбану, надавив на больные точки (утрата кормильца, голодные дети, ожидаемую предвзятость правосудия: кто ты и кто ОН) и пообещав вечно помогать, добивается согласия вдовы забрать свою жалобу на Селима. Торжествующий от получения желаемого взгляд Нурбану натыкается на не предвещающий ничего хорошего взгляд Селима, наблюдающего за ней с другого конца рынка. Очевидно, в следующей серии, зрители станут свидетелями БДСМ-сцен.
Хюррем встречается с бывшим мужем Фатьмы довольно обшарпанного вида, приехавшим ради такого случая из далекого Зажопинска. Очередной экс-зять Сулеймана сообщает ей, что Фатьма спит и видит, как бы посадить на трон Мустафу, для чего и ездила в Амасью перед приездом в Топкапы, попутно раскрывая мотив ненависти очередной Династии: оказывается, эта Династия ненавидит Хюррем из-за ее войны с предыдущими Династиями. Ну хвала небесам, что хоть здесь не тянется след от некого скрипача, застолбившего парочку Династийных сестричек. Хюррем обещает временному союзнику вернуть блудную жену в их супружеское стойло.
Дождавшись благоприятного момента на устроенном по поводу выздоровления Михримах семейном ужине, Хюррем в присутствии Сулеймана спрашивает у Фатьмы, как там Амасья с ее обитателями. Ну да, ездила на денек, — не стала смущаться Фатьма, — проведала племянника, убитого горем. В разгар пиршества швейцар объявляет о прибытии Зажопинского губернатора, являющегося по совместительству экс-мужем Фатьмы, своим сообщением стирая хронический оскал с ее лица. Сулейман, видя такую реакцию, любезно поясняет, что Хюррем была так добра, рассказав о случившемся, и он хотел бы воссоединить Фатьму с мужем, счастья вам, голубки, пускайте клоуна на арену! Вошедший экс-супруг ухмыльнулся, увидев перекошенное счастьем от его внезапного появления лицо экс-супруги.
Выскочив, как пробка из бутылки перегретого шампанского, в коридор, Фатьма обрушивает на голову седобородого благоверного шквал упреков. Какого, спрашивается, приперся, когда заключили договор не встречаться более, — буйствует Фатьма. Ну, милая, я просто соскучился, давай забудем все невзгоды и вернемся назад, в Зажопинск, вместе, — попытался потискать бывшую бывший. Чуть не выпав в астрал от предложенной перспективы, Фатьма в бешенстве убегает подальше от похотливого старца.
Придя к торговке, формально пригласившей его на приватную дегустацию пахлавы, Сюмбюль не смог устоять от соблазна перепробовать всё из предложенного меню, кроме самой хозяйки дома, ненавязчиво предложившей себя в качестве основного блюда. Невнятно пробормотав о необходимости срочно покинуть сверхгостеприимную вдовушку, Сюмбюль ретировался, оставив распаленную даму в явном недоумении, а себя обрекая на мучительные сожаления о своей физической неполноценности, не позволяющей насладиться простыми житейскими радостями.
Барбариска получает писульку от Мустафы с пожеланием увидеться с ней завтра. Вау, плод, кажется, созрел, — предвкушает бурные страсти наивная дева.
Войдя в покои Хюррем непривычно неуверенным шагом, вместо традиционного открывания дверей пинком, свойственного все Династийным сестрицам, Фатьма поинтересовалась, не Хюррем ли стоит за приездом ее заплесневелого бывшего супруга. Так я ж от чистой души хотела порадовать, ведь Вы ж, вроде как, обожали его до трясучки, ну хотя бы до того момента, как сходили налево, Ваше Династийное Святейшество, что уж поделать, я в курсе вашей семейной тайны, — забросила мяч в ворота противника Хюррем. Ты чего мелешь, дура, какое «налево», окстись, окаянная грязнокровка, меньше слушай обиженных семейной жизнью с Династиями мужиков, — попыталась сохранить лицо Фатьма. Ошиблись, уважаемая, у меня иные источники информации, захочу – притащу сюда молодца, того, ради кого Вы хакнули свой брак, вот вечно вы, Династии, сами меня вынуждаете превышать пределы необходимой самообороны, — посетовала Хюррем. Вспомнив, что в арсенал каждого серьезного игрока в обязательном порядке должен входить такой замечательный прием как блеф, Фатьма уверила, что Сулейман не поверит никому, кроме нее самой. Но Хюррем-то уж не та, ее новый покер-фэйс в игре в покер — это уже 99,99% -ная гарантия победы, посему она предложила проверить экспериментальным способом, что будет, когда Сулейман узнает о похождениях сестрицы, и направилась прямиком к месту эксперимента. Не пройдя и стометровку, Хюррем была остановлена летящим в ее спину голосом спасовавшей Фатьмы. Лузер, — адски усмехнулась победительница.
Придя к Сулейману, Фатьма в расстроенных чувствах от нахлынувших чувств (к бывшему мужу, как думается Сулейману), просит позволения повторно выйти за него замуж и вернуться с ним обратно в Зажопинск. Сулейман растроган, так страстно любящие друг друга сердца надо соединять навечно, а посему женитесь, езжайте обратно и любите друг друга, как кролики, до изнеможения, пока смерть не разлучит вас.
Встретившись утречком в амасьском укромном лесном местечке с витающей в ванильных облаках Барбариской, Мустафа ставит ее перед лицом суровой действительности: «Оставь свои девичьи мечты, Петрова» ©, никаких иных отношений, кроме чисто дружески-посредническо-деловых, между нами нет и быть не может, потому как я должен думать о более важных делах государственного масштаба. Умолчав о том, что жениццо папа не велит, уже проходили такую тему, а без женитьбы чпокаться чревато потерей репутации, Мустафа оставил глотающую слезы Барбариску с разбитым вдребезги внутренним миром наедине.
В это же время Рустем навещает Барбароссу на его корабле и, отвечая на вопрос о самочувствии Михримах, задержавшей своим недомоганием Рустема от дальней командировки за пределы Стамбульского МКАДа, уверяет, что не позволит, чтобы с его Луноликим сокровищем что-нибудь случилось, ведь ради своего сокровища любой человек пожертвует чем угодно, даже такой косматый супермен, как Барбаросса. А скажи мне, мил друг, кто есть твое сокровище: дочь твоя родная или самый шехзадатый в твоем личном рейтинге шехзаде? – намекнул Рустем. И пока Барбаросса пытался ранжировать свои сокровища по степени ценности, Барбариска, оставшаяся без присмотра вечно сидящего по нужде в кустах Атмаджи, попала в руки целого отряда вооруженных мужиков с закутанными мордами.
Собравшаяся посетить могилу Мехмета Хюррем становится свидетелем того, как ее вспомнивший молодость муженек прогуливается со своей молодой беременной пассией, даря ей цветочки и расточая умильные улыбки.
Пока Хюррем скорбит на могиле сына-первенца, изменившего своим рождением смысл ее жизни и забравшего своей смертью кусок ее души, в отношениях Селима и Нурбану намечается новый экстремальный виток: Нурбану в зиндане……
Автор: Татьяна Родионова /Cherry/