Упиваясь, в прямом и переносном смысле, ощущением собственной шехзадатости на фоне остальных шехзавистников, Селим пересказывает Нурбану подробности того, как Хункярым подтвердил неоспоримость ранее принятого им решения насчет обручения Селима с Манисой, пока смерть самого Хункярыма эту парочку не разлучит.
Пока Селим обмывает свои неожиданно выросшие крылья, Баязид исходит на органику, чувствуя себя униженным и оскорбленным из-за того, что отец вознес на пьедестал Селима. Хюррем призывает воспользоваться валерьянкой и не бухтить понапрасну, ибо папашин фортель касается, прежде всего, Мустафы, вставляющего палки в колеса братской дружбы погодок. Но в Баязидовой голове давно никто не прибирался, а посему накопленный хлам заставляет его высказываться вслух о том, что таких невинных агнцев, как Мустафа, еще поискать и поискать, а посему отцовское решение говорит, как минимум, о недалекости ума своего хозяина.
Фатьма с нетерпением дожидается вернувшихся с церемонии выдачи призового кубка Селиму Мустафы и Махидевран, дабы узнать, о чем таком шушукались отец с сыном. Махидевран трагично извещает их любопытствующую ангело-хранительницу — Хункярым объявил им, что престолонаследное место в его сердце занято Селимом. Вот это хохма, — ухмыльнулась Фатьма, — Селим не в состоянии жить даже по принципу «Помоги себе сам», чего уж говорить о царском статусе, забейте, есть на повестке дня более горяченький пирожок – Хюррем накосячила по-крупному, имея наглость организовать и соорудить прослушку Диванных посиделок, втайне, ессно, от Сулеймана и Рустема. Ты уверена, тетя, в достоверности информации, или это очередная скунсо-утка? – заинтересовался Мустафа, а Махидевран уже мысленно открыла шампанское. На 100%, сама там была, все видела, — уверила Фатьма, — готовьте патефон и пластинку «Прощание со славянкой», ибо Хункярым на этот раз точно удовлетворит наши ожидания.
Пири-Мистер Х требует у Атмаджи отчета по выполнению задания о ликвидации Барбариски. Припомнив, как «в темно-синем лесу, где трепещут осины, где с дубов-колдунов опадает листва» © он отказался от убийственного намерения и велел несостоявшейся жертве возвращаться в сарай, пока ее не отвезут к Мустафе, и благодарить свою яйцеклетку, так вовремя выступившую в качестве спасательного круга, Атмаджа доложил кровожадному старцу, что задание провалено по причине внезапно вспыхнувшей у жертвы беременности. Негодующе тряся бородой, Пири возопил, — да какая разница, на самом деле беременная, или тупо тебе на уши присела, приказ есть приказ, сказано – убий, значит, эмоции в сторону и выполнять. Не, это не по понятиям – младенцев невинных мочить, — стоит на своем реальный пацан Атмаджа, — пусть родит сначала, а там поглядим. Ну, жди тогда черный воронок, — шипит Пири, — бабу же молчать не заставишь, сдаст тебя и нас всех сдаст.
Нет, ну Селим, каков засранец, а? — кипит Хюррем, но Рустем успокаивает ее, ничего же не произошло, Селим там, где ему и положено быть – стережет медом обмазанную Манису. Чего ты тут меня узбагаином пичкаешь, — рявкает пациентка, — погодки уже прут друг на друга стенкой на стенку, а Баязид совсем из берегов вышел, к Мустафе жмется, меня не слушается, неее, надо Мустафу в глазах Сулеймана сливать как можно быстрее, пока Баязид мустафиное подданство окончательно не принял. Хм, — почесал тыковку Рустем, — есть тут у меня одна идейка, только пусть пасаншики разъедутся по своим норкам для начала.
Тем временем, традиционно в кустах, Баязид выслушивает плач Ярославны-Хуриджихан о том, что их мечта закончилась, так и не начавшись, потому как ее отсылают к тетушке Бейхан, и они не могут быть вместе, несмотря на все хотелки, так как Османский папа не велит. Баязид печален, на маму-то пофиг, а вот папы стоит бояться, иначе совсем кислород перекроет, во всех смыслах — и в переносном, и в прямом.
Атмаджа приходит за Барбариской, пора отправляться в путь. Дежа-вю, — подумала та, — однако ты наглец, каких поискать, я ведь могу и Мустафе настучать про нашу лесную прогулку, он тебе сразу головенку-то ампутирует, тем более давно уж никого не резал, застоялась кровушка-то. Да, я такой, — согласился недокиллер, обезоружив недожертву тем, что он ей доверяет, не станет она рассказывать о том, что Атмаджа ее чуть не ликвидировал, потому как он не выполнил задание, поставив под угрозу собственную жизнь. Вот так, бессовестно воззвав к совести жертвы, просто обязанной пожалеть своего убийцу, Атмаджа, введя Барбариску в логический обморок, велел ей собираться, да поживее.
А в саду трое не рыжих братьев-акробатьев прощаются. Запуская ручонки в самое заветное намерение Мустафы, Баязид, не мудрствуя лукаво, сообщает ему о своем горячем желании занять царское кресло и руководить-руководить-руководить, но если злодейка-судьба (без сомнения, рыжая, как все тамошние злодеи) не позволит ему этого сделать, тогда, так уж тому и быть, пусть Мустафа правит державой. Как мило, — восхитился Мустафа, — ну коли так, то и я хотел бы, чтоб ты правил, если мне та же самая злодейка-судьба (разумеется, рыжая — без вариантов) перекроет к заветному креслицу доступ, забанит, так сказать. И я, и я в ваших рядах, — вступает на сцену Джихангир, которого при любом раскладе не коснется карающий меч победителя, — только не забывайте про всевидящее око Саурона, тьху, Сулеймана, шаг влево/шаг вправо – и «не жди меня, мама, хорошего сына» ©. Да не, я хороший мальчик, только вот Хуриджихан — печаль моя, выручай, братец, дело есть, – загрузил на прощание Мустафу Баязид.
Хюррем пытается поднять рейтинг Баязида в глазах Сулеймана, — ну подумаешь, приехал в гости тайком, лямур-тужур, забыл, что ли, как это бывает, старый хрен, по крайней мере, он не зависал на конспиративных хатах с политбомондом, как некоторые, а что касается объекта его любовного поноса, так и я против, как и ты, но разуй пошире свои косматые очи – дева эта, племянница твоя, кузина сына моего незбагойного и его сердечная пассия (тьху ты, Содом и Гоморра) не так проста, как себя позиционирует, с чего бы ей тащиться к Баязиду в глухомань просто так, еще не известно, какие танцы живота она там устраивала, совращая моего неразумного сыночку. Как это, — офонарел Сулейман, — какие танцы? Ну сам подумай, вспомни, кто ее родители и где они теперь, однозначно, тут замешана месть, а святая невинность Хуриджихан – как минимум, инструмент в злобных мстительных руках, — разложила по полочкам Хюррем. Тю, дура баба, как у тебя мысли-то в такую сторону закрутились, это ж племянница моя, дочь Хатидже, сестры моей, — нелогично возмутился Сулейман, перенося святой нимб с покойной самоубийцы, устроившей нехилую чехарду в прошлом, на ее пубертатное дитятко, пока ничем криминальным себя не проявившее.
Пришедший попрощаться Селим не дал развить тему мести и, выслушав напутствие о возложенной на него ответственности, торжественно пообещал не осрамить ничем оказанное ему высокое доверие, осушить реки (пойла) — сокрушить горы (закуси) на пути к достижению звания достойного из достойнейших сынов самого величайшего из великих пупов земли этой, а также выразил желание видеть родителей в Манисе после того, как его Нурбану родит. Приедем, конечно же, приедем, — пообещал Сулейман, добивая взглядом Хюррем, осмелившуюся возвести хулу на драгоценное чадо своей драгоценной покойной сестры.
Где-то на обочине федеральной трассы «Стамбул-Амасья» Мустафа подхватывает ожидающую его Барбариску. Чета Штирлиц-Исаевых наконец воссоединилась. Не упуская из виду тусящего неподалеку Атмаджу, Барбариска просит Мустафу не оставлять ее более одну, мало ли. Проводив ее до кареты, Мустафа благодарит Атмаджу, мысленно выдохнувшему от того, что его киллерские шалости не получили огласки, за то что оберегал его барбарисовую драгоценность, ибо кому еще доверить такое сокровище, как не ему. Однако попрошу отвлечься от телохранительских обязанностей, потому как подвернулась такая лепота, что доверить ее можно только такому профессионалу-универсалу, как ты, — велел Мустафа, — встреться с Фатьмой, она тебе всю картину обрисует, и это свое второе Я прихвати. Вперед, нас ждут великие дела!
Рустему докладывают, что Соколлу в данный момент встречается с Хюррем, причем в топкапском кабинете самого Рустема, по чьей инициативе – неизвестно. Не успевшего начать блокировать изжогу, начинающуюся при одном только упоминании соколиного выскочки, Рустема добивает появление Фатьмы в его доме, пожаловавшую в отсутствие Михримах, чтобы поговорить именно с ним.
Соколлу благодарит Хюррем за оказанную ему протекцию, шутка ли – из швейцара сразу в адмиралы, что равносильно прыжку из вахтерши в султанши. Ну, это только начало, — обещает Хюррем, — будешь идти верным курсом, так и не таких высот достигнешь (Повелитель Вселенной? Пуп Земли?). Целую Ваши тапки, а пока спешу уведомить, что встречался с Фатьмой в Мраморном доме терпимости, тьху, свиданий, по ее горячей просьбе, — отчитался Соколлу, — где она пыталась прощупать меня во всех смыслах — и в переносном, и в прямом. И что, ты ей отдался, тьху, раскрылся? – спросила Хюррем. Нет, Вы ж не велели, но эта, протихоспади, султанша и сама все поняла, к какому берегу пришвартован мой катер, — пояснил Соколлу. Ну пока сам чистосердечно не признаешься, так и будут сомневаться, — успокоила Хюррем.
Тем временем Фатьма пытается убедить Рустема, что она ему не враг, она вообще никому не враг, так, гадит чисто из любви к ближнему, стоя посреди, чего и ему, Рустему желает, потому как покровителей у него нет, зря он обольщается насчет Хюррем, та давно уже нашла себе нового фаворита, Соколлу, разом сменившего швейцарскую ливрею на адмиральскую фуражку. Ну, вообще-то кадровые назначения находятся в ведении Хункярыма, — пытается вернуть тему беседы в адекватное русло Рустем, но Фатьма уверяет, что он чересчур самоуверен и не в курсе, что творится вокруг, как например, не в курсе того, что она встречалась с Соколлу. Где, когда и с кем — Ваши сексуальные драмы меня не интересуют, уважаемая, — отмахивается Рустем, но Фатьма настаивает, что есть, есть у Хюррем скелеты в шкафу, касаемые Рустема, и Соколлу вот-вот займет его место, а на защиту Михримах рассчитывать не стоит, потому как для Династии, каковой она является, послать мужа как два пальца оросить. Зря стараетесь, уважаемая, не настроите нас друг против друга, — намекает на необходимость завершения увлекательной беседы Рустем, но Фатьма, впившись как клещ в голое тело, не дает собеседнику и шанса, уведомляя, что есть один человечек, прими его в Диване и увидишь, какие телодвижения совершает Хюррем за твоей В-Азамской спиной.
Михримах и Джихангир прощаются с собравшей котомки Хуриджихан. Довольная Михримах уверяет, что от ее отъезда будет хорошо всем, расстроенный Джихангир желает ей счастья там, куда едет, ну а сама Хуриджихан кисло стонет о невозможности счастья для нее более.
Хюррем интересуется у Афифе, куда сгинула Фатьма, когда пришла пора попрощаться, наконец, с Хуриджихан? Гюльфем, отрабатывая свою еженедельную сериальную пайку, пытается толсто троллить Хюррем вопросом: а не соскучилась ли та по Фатьме? Не пойму я твоей собачьей натуры, Гюльфем, вроде получаешь свой «Педигри» благодаря мне, а тапочки носишь султаншам, что за парадокс такой? – поражается Хюррем. Я живу в этой будке, потому что Хюнкарым так пожелал, — оскорбившись в самых лучших своих подхалимных чувствах, попыталась сохранить лицо Гюльфем. Пожелал или пожалел – вот в чем вопрос, дорогая, сиди уж, переваривай корм молча, — посоветовала Хюррем.
Михримах приводит Хуриджихан попрощаться, и та просит прощения, коли что не так, и (та-дам!) целует Хюррем руку (чета Паргалы на том свете в шоке от такого унижения: гневный ор Ибрахима обрушил часть Великой китайской стены, а истеричный рев Хатидже вызвал цунами в Юго-Восточной Азии). Прощаю, че, кто не косячит по молодости, — махнула рукой Хюррем, — главное, опять на те же грабли не наступай, андестенд, крошка? Но крошку, видимо, торкнуло всерьез, потому как после лобызания руки Хюррем молодая Династия также облизала и руку Гюльфем, назвав ее при этом султаншей, поливая сливками пинок, полученный незадолго до этого. В разгар унылого прощания появляется Фатьма, напакостившая в доме другой племянницы, а от того весёлая втройне, и наставляет Хуриджихан держать хвост пистолетом, потому как жизнь – штука непредсказуемая, и джек-поты и бонусы еще никто не отменял. Хюррем словесными пинками выпроваживает, наконец, гостью на маршрутку/поезд/самолет/корабль/собачью упряжку/спейс шаттл, короче, за порог.
В Амасье Махидевран пытается придумать выход из лабиринта, в который загнали ее сына группка закадровых сценаристов-графоманов, и предлагает Барбариске, являющейся созданным ими же продуктом, съехать из сарая к себе в усадьбу, ну чтобы никто не узнал, что она не просто плод больного сценаристского воображения, а еще и тайнозаконная жена главного героя 4 сезона. Ну а как появится бэйби, его они заберут к себе в сарай, и объявят его матерью какую-нить одну из 100500 наложниц, — вот такой план «Барбариска» озвучила Махидевран. Это что же, у моего ребенка будет другая баба, тьху, мама? – шокирована невестка. Ну а что делать, это все, что способен выдать мой мозг, — развела руками добрая свекровь.
Нурбану в своем репертуаре, уверяя калфу, что «все уйдут, а я останусь» ©, ну если не все, то Блонди точно покинет сей райский уголок, если не сама, то вперед ногами с помощью самой Нурбану. Ага, щас ради тебя одной он всех своих баб на мороз выставит, размечталась, ты думай лучше о ребенке, будущая мать, а не о бабах своего кобелимого, тьху, любимого мужика, — пытается наставить на путь истинный калфа. Заметив, что на вопрос, где Селим, лицо калфы как-то подозрительно перекашивает по диагонали, Нурбану, поняв, что ее драгоценный опять кого-то шпилит, пока она тут предается мечтаниям, и кидается вытаскивать за волосы из его постели очередную профурсетку. В общем, обычный день из жизни четы Селимовых.
Узнав, какую мега-идею родил мега-мозг его маман, Мустафа против: жена останется при нем, а родившийся ребенок останется при родной матери. Видя, что ее креативная задумка терпит крах, Махидевран толчками и щипками призывает Барбариску не молчать уже как рыба об лед, а подтвердить гениальность идеи свекрови вслух. Почему ж не угодить свекрови, мне мелочь, а ей приятно, — подумала Барбариска, вслух выразив желание быть не только тайной женой, но и тайной матерью. Нет, нет, нет, уймитесь, бабы, я тут главный, — решил и постановил Мустафа, — придет время и объявим всему свету, а до тех пор, тсссс.
Проскакав по коридорам по-беременному резво, Нурбану врывается в комнату Селима, попивающего винцо после, судя по всему, успешного акта приемки в эксплуатацию организма очередной штатной сотрудницы. Закатив очередную истерику распутному сожителю, почему-то не принимающему ее ультиматумы всерьез и продолжающему пользовать все, что шевелится, Нурбану получает от него предложение закрыть дверь с той стороны. От натуги нервных клеток и голосовых связок у Нурбану отходят воды прямо на пол комнаты ее развратного сожителя. Этакий вариант любимой кошачьей мести – нассать в тапки обидчику. В закружившейся вокруг роженицы суматошной карусели, видя, что роженица орет, как потерпевшая, Селим с типично мужской логикой интересуется у Нурбану, в порядке ли она. Да канеш, в порядке, скрючило от восторга, ору от удовольствия, вот бы и тебе испытать этот кайф, — подумалось Нурбану, вслух завизжащую, — да какой порядок, ****, когда другая баба в твоей постели??!!! Так, а ну-ка, баба, пошла отсель, — распорядился Селим, — давай-ка уложим туда теперь Нурбану. Мужыг, типичный мужыг, баба ушла – баба пришла, а шо такого? Да я лучше сдохну, чем лягу туда! — заорала Нурбану, упустив момент, когда любое шехзадатое членовредительство можно было бы списать на ненаказуемое состояние аффекта в результате родов. Пфф, какие нежные все пошли, несите ее уже к себе, что ли, да акушерок подымайте, а то традиционно дрыхнут в рабочую смену, — распорядился Селим.
Михримах, включив режим «Бережная стирка», пытается постирать мозг Джихангиру, загрустившему после отъезда Хуриджихан, уверяя, что ее отъезд – просто благо для всех, а особенно, для Джихи, явно положившего на нее свой глаз, но клиент прачечной огрызается, — померещилось тебе, глаза надо чаще мыть, и давай уже заткнемся на эту тему, потому как покоцанная лав-стори Баязида и Хуриджихан – это очень и очень печально. Да, любовь – это такой бонус, не каждому выпадает, вот мне не досталось, да и тебе тоже, — добила его добрая сестрица.
Роды Нурбану. Бригада акушерок, стандартная позиция, традиционное звуковое сопровождение – ничего экстраординарного. Родился/лась/лось.
Вызвав на Диванный ковер Соколлу, Рустем потребовал ответа на вопрос, почему до сих пор новоиспеченный адмирал не посетил вверенный ему участок, нехватка времени как отговорка не тянет, потому как на шушуканья с Фатьмой в местном доме свиданий у него время нашлось. Ну, положим, о моей встрече с Фатьмой знает Хюррем, да и если б было что серьезное, я бы и Вам сообщил, а так, чего попусту беспокоить, — пожал плечами Соколлу.
Закончив аудиенцию, Рустем велит Залу (тому, который тактильно измерял температуру у кочерги) позвать того человечка, о котором ему напела Фатьма, да и Сюмбюля невзначай поставить об этом в известность.
Хюррем интересуется у навестившей ее Михримах, решила ли та свои супружеские заморочки с Рустемом, и услышав, что все нормально (да??), советует сторониться Фатьмы, ничему хорошему эта родственница не научит, что они с ней постоянно шушукаются и о чем? Ой, да ладно, шмотки-мужики, ничего серьезного, — перевела тему Михримах, — лучше о Джихангире подумайте, созрел мальчик, судя по его агрессивным выпадам, пора бы и его фаберже пристроить в многочисленные женские руки (образно), то бишь, предоставить ему личный бордель, тьху, гарем. А ведь и правда, — поразилась Хюррем, — умаялась я со старшими, да и не заметила, что в доме еще одно чадо для взрослых игрушек созрело, ладно, сделаем.
Пришедший Сюмбюль сообщает хозяйке о том, что Рустем собрался тайно встретиться в Диване с посланцем Мустафы
Проснувшаяся после родов Нурбану видит рядом довольное мурло Селима, сообщившего ей, что родился здоровый мальчик, а посему проси, душа моя, чего пожелаешь. Желаю, чтоб не имел ты более других баб, — завела новые песни о старом Нурбану. Ничего не ответила Золотая рыбка, лишь в усы свои ухмыльнулась. Взяв на руки принесенного ей сына, Нурбану предлагает немедля послать SMS Сулеймановым, но Селим уже позаботился об этом.
Рискуя собственной сексуальной неприкосновенностью, потому как крайне опасно встречаться с Фатьмой, да еще и в кустах, Атмаджа получает от нее наставления, суть которых состоит в том, чтобы выполнить функцию поджигателя фитиля Рустему (Фрейд, молчи-молчи), а остальное его не касается.
Явуз, встретившись с базарной Чапман османского розлива, расплачивается с ней за добытые алкогольно-постельным путем сведения и велит немедля покинуть место дислокации путем перемещения в порт, где ее и подберут свои люди. Но как же, а вдруг клиент придет, меня не найдет, будет переживать, я его утешу и бегом в порт, — запереживала о Сюмбюле шпиёнка. Так, мозг выключи и тупо выполняй приказ, — велел Явуз, подумав, как это приятно – приказывать самому хоть кому-нибудь.
Заинтересовавшись таинственным посетителем Рустема и узнав, что сам Рустем уже занял свое место в Диване, Хюррем в сопровождении Сюмбюля и Фахрие спешит занять излюбленное место в своем приватном аудио-театре.
В это же время главный исполнитель в намечающемся аудио-спектакле, Атмаджа, велит сообщить Рустему о своем прибытии, попутно сдавая холодное оружие гардеробщику.
Калфа сообщает Фатьме, что Хюррем вышла из своих апартаментов. Ну вот, и настал этот великий день премьеры великого династийного произведения «Ты кто такая? Давай, до свиданья», — торжествует Фатьма, не желая признавать очевидный факт того, что ее эксклюзивный шедевр всего лишь очередной римейк.
Дойдя до заветной дверцы, Хюррем ныряет в приватную ложу, а Рустем принимает Атмаджу, заявляющего, что он пришел по поручению Мустафы сообщить о неких тайнах Хюррем. Оглядев стометровые потолки, Атмаджа Зоркий Глаз, узрев с высоты собственного роста милипусечное отверстие на верхотуре, поведал, что тайны сии лучше обсудить в другом месте, потому как в комнате ведется многолетняя прослушка. «Прослушка… ослушка… слушка… ушка…» — влетело прямо в барабанную перепонку Хюррем, приложившей ухо к вмурованному насмерть в стену наушнику.
Пока опешившая от выстрелившего-таки на сцене аудио-театра ружья, годами висевшего в качестве декорации, Хюррем, спотыкаясь в катакомбах, бежит скорей на выход, Рустем, озверев от наглости посмевшего возвести хулу на Султаншу Вселенной, трясет Атмаджу за грудки, намереваясь хоть разок, но съездить по мордям. Это Вам презент от Мустафы, дабы знали, кто Вам друг, кто враг, а кто так, массовка, — отмочил напоследок Атмаджа, оставив Рустема разглядывать стены и потолки.
Добравшись до выхода, Хюррем орет Сюмбюлю изнутри, чтоб открыл ей дверцу. Выползя кормой на свет Божий, ошарашенная услышанным Хюррем, потеряв былую легкость, развернувшись, видит перед собой Сулеймана, не менее ошарашенного таким вот появлением супруги из каменного чрева сарая.
Пройдя по коридорам открывшейся перед ним неучтенной инвентаризацией площади, Сулейман обнаруживает вмонтированный в стену наушник.
Ночь спустилась на крыши Топкапы, мрачное небо и свинцовые тучи как бэ символизируют нам, что настроение у Хозяина Вселенной соответствует визуальному ряду, а все обитатели Топкапинска затаились в ожидании конца света, который вот-вот разразится над одной много взявшей на себя рыжей головой. Вызванная на ковер Хюррем, пытающаяся выглядеть так же убедительно-невиновато как старшеклассница, застуканная с сигаретой и бутылкой пива в мужском туалете образцово-показательной школы, оправдывает свой недоумевающе-незначительный для зрителей, но огромадный для всех жителей Османии, косяк необходимостью предпринять хоть какие-то меры в целях обеспечения безопасности своих детей и во благо самому Сулейману, потому как не один Сулейман страдает от недоверия к всем и каждому, а и сама Хуррем, проведя долгие годы с параноиком, подхватила-таки эту не передающуюся ни воздушно-капельным, ни другим путем, заразу. Да я.., да ты.., да кто ты после этого…, изыди, грешница, предводительница всех иуд и их поступков, сгинь с глаз моих, – отослал ее излюбленным жестом Сулейман, оставшись рыдать наедине с самим собой, несчастным, верность не хранящим, но от всех других преданности требующим.
Получив от любимого очередную порцию плюшек, символизирующих его вечную любовь, воспетую им в трудноусваиваемых рядовым обывателем выражениях и метафорах, Хюррем покидает лобное место и сталкивается с поджидающей ее в коридоре скалозубой гиеной, тьху, Веселой султаншей. Что, херово тебе, лягушонок? – участливо поинтересовалась Фатьма, — а будет еще хуже, погонят, ой, погонят тебя отсель ссаными тряпками. И не надейтесь, уважаемая, — огрызнулась Хюррем, — Хункярым меня «люблю, но странною любовью» © и не такие бури над головами нашими свистели, переживем и эту. Так-то так, — согласилась Фатьма, — только в этот раз ты ухватила Хункярыма за кадык, сунувшись туда, куда не следовало, прям как Ибрахим, так высоко задравший свою норку, что достал до самого чистилища, в котором, по последним сведениям, до сих пор и пребывает.
Примчавшийся, как ужаленный в мягкое место, домой Рустем требует у Михримах ответа, знала ли та о существовании комнаты с системой прослушки Диванных разговоров, которую втайне от всех соорудила Хюррем, мать ее. Фига се, — поразилась Михримах, — так вот в какой астрал она выходила, когда я нигде не могла ее отыскать, ну теперь жди очередной карусели с ссылками-обидками. Если меня прослушивают, значит, не доверяют, — надул губы Рустем. Перед тобой забыли отчитаться, ты берега не попутал, нет? – поставила на место муженька Михримах, — значит, была производственная необходимость идти на такой риск.
Гюльфем поражена, опять Хюррем начудесила, и опять выкрутится, стопудово, не впервой, ну а, выбравшись из мясорубки, сама пустит на фарш тех, кто ее туда засунул. Ой, да об меня не одна мясорубка сломается, пора бы уж уяснить, — хвалится Фатьма, — и тебя, Називинушка, грудью прикрою, не трясись уж ты так.
Построив Сюмбюля с Фахрие, Хюррем ведет дознание на предмет поиска иуды, продавшего ее Фатьме, ведь никто, кроме присутствующих, не был в курсе существования внутристенного сооружения, возникшего, очевидно, в результате бесшумных паранормальных манипуляций. Поскольку ответчики отрицали саму вероятность намеренной сдачи хозяйки с потрохами, Хюррем пришлось криком намекнуть, что, возможно, речь идет не о намеренном предательстве, а о простом неосторожном бла-бла-бла, с кем трепались, признавайтесь! В разгар отрицаний и такой вероятности, Сюмбюль вспоминает, что было дело, трепанул лишнего под воздействием контрабандной высокоградусной сыворотки правды одной базарной прелестнице, но она хорошая, она не могла вот так вот….
Локман докладывает Сулейману, что, по его велению, тайная комнатушка погребена под слоем всяческих стройматериалов, превращающих дырки в стены. Какое нерациональное хозяйствование — нет просто замуровать наушник и приспособить внезапно обнаруженное помещение под бункер, например, на случай очередного восстания наскипидаренных кем-нибудь янычар или на случай очередного бунта дармоедок, обделенных незаработанным, но требуемым баблом, да мало ли способов применения внезапно появившейся площади найдет рачительный хозяин?
Выставив Фахрие за дверь, и пошарив в аптечке, в которой у каждой уважающей себя султанши, наряду с пургеном и клофелином, просто обязано храниться средство для принудительной эвтаназии, Хюррем вручает в качестве наказания за длинный язык пузырек Сюмбюлю, но не для него самого. Никогда еще путь из одной комнаты в другую не был для потерянного Сюмбюля таким долгим и извилистым.
Поутру, прихватив угощеньице, Сюмбюль навещает свою базарную зазнобу, не внявшую приказу начальства и оставшуюся дожидаться своего проданного ею ненаглядного. Тем временем Рустем дает Залу (испытателю кочерги) поручение установить наружку за домом выявленной базарной шпиёнки, дабы вычислить все ее связи.
Угостив жертву принесенным хот-догом, Сюмбюль выслушивает от нее байку о том, что ее дряхлая тетка приболела, а посему она уедет на неопределённый срок, дабы ухаживать за родственницей. Сбегаешь, значит, — резюмировал Сюмбюль. Давай и ты со мной, рванем в самую глухомань, чтоб никто нас не нашел, обустроимся, детишек брошенных возьмем под свое крыло, и заживем одной большой, дружной, счастливой семьей, — вступая в фазу умирания, чересчур запоздало предложила недалекая умом дама. Держа даму за горло, пока она еще в состоянии внятно говорить, Сюмбюль узнает от нее, что внутри государства существует некая безликая масса людей, жаждущих посадить Мустафу на трон (о существовании которых сам Мустафа, есссно, не в курсе), а посему главными врагами этого тайного сообщества являются Хюррем и Рустем, ну а связником между этим османским «Комитетом 300» и умирающей Матой-Харей послужил некий Явуз. Вогнав напоследок своего убийцу в пожизненное чувство вины словами о том, что она его любиль.., сильно-сильно любиль (так любиль, что предаль и погубиль), османская Чапман умирает в Сюмбюлевых руках, что надолго вводит его в кататоническое ступорозное состояние прямо посреди шумной стамбульской улочки.
Оголив торс на радость неудовлетворенных дам и лазоревых джентльменов, Баязид, как бы в целях тренировки на случай «если завтра война, если завтра в поход» ©, а на самом деле – банально давая выход агрессии в результате нереализованных желаний и амбиций, машет мечами, а после и кулачьем, в мухосранском лесу. Раскидавшего спарринг-партнеров в разные стороны руками и добившего их ногами Баязида останавливает наставник, сам слегка шокированный таким вот выплеском своего пациента, тьху, подопечного. Чего ты Вы совсем уж нехороши, сударь мой, как вернулись, радуйтесь, что не услали нас на Северный полюс мамонтов добывать, потому как Мухосрань наша ближе всех к столице, и если, Боже упаси/да хоть бы, Хункярым наш склеит ласты, то Вы, как птица-сапсан, займете желанное креслице раньше всех, потому как в многодетной семье кто первый встал, того и тапки, — продолжил повышать и без того зашкаливающую температуру в котле амбиций своего подопечного хитровысморканный наставник.
Потерянный Сюмбюль передает Хюррем полученные предсмертные сведения о тайном для всех, включая Мустафу, «братстве кольца», трудящемся на его благо, и имя Явуза. Хюррем в шоке, — мало нам врагов явных, тут еще безликая масса окруживших нас дементоров, надо что-то делать, а непонятно, как бороться с туманом.
Тем временем Явуз, придя по месту дислокации торговки, попадает аккурат на обсуждение соседками ее похорон, которые проспонсировал какой-то неизвестный всезнающим соседкам мужичок.
Джихангир брызжет слюнями, как посмела матушка сотворить такое тайнокомнатное безобразие? Ну как бы тебе это объяснить, — подбирает доходящие до понимания слова Михримах, — матушка начала борьбу на выживание еще до нашего рождения, до моего, и уж тем более, до твоего, и, добившись того, что имеет на нынешний момент, как бы сложно оставаться наивной доверчивой няшкой. Вот потому и потеряет все, потому что никому не доверяет, потому что амбициозна не в меру, конец ей, конец! — вулканизирует желчью Джихангир, возмущение которого в данной ситуации вообще абсолютно нелогично и неаргументированно. Заткнись, братец, — дружески посоветовала Михримах, — ибо неча поносить членов своей семьи, если сам еще не понял этого.
Ну вот, и тут Мустафа оставил свой след, — встретившись с Рустемом, начала беседу Хюррем. То есть, это Мустафа виноват в том, что я Вами прослушивался, — съязвил Рустем. Видишь, они вбивают между нами клинья, а ты и ведешься, Рустемчик, как школота неразумная, не забывай, кто является твоим гарантом, — попыталась дать команду «к ноге» Хюррем, однако, сбросив ошейник, Рустем уверил, что без него ее шансы на победу нулевые, это ведь он на протяжении долгих лет служил ей верой и правдой, не бросая, не отворачиваясь, оберегая и вытаскивая из всякого-разного дерьма, не предавая, и ей это точно известно, раз уж она прослушивала его годами. Да ты тут ни при чем, — постаралась вернуть ситуацию на ровную поверхность Хюррем, — это чисто мера безопасности после всех злоключений на мою рыжую голову, покушений, темниц, похищений с заточениями, после смерти моего сына, которому ты, кстати, не помог, так что уйми-ка свое страдающее самолюбие, потому как мы в большой заднице. Сообщив Рустему о наличии некого тайного «Комитета 300», действующего во благо Мустафы, без его ведома, и во имя уничтожения Хюррем и Рустема, Хюррем поинтересовалась субъектом, который и сообщил Рустему о прослушке. Атмаджа, посланец Мустафы, видно, что не простая шестерка, — ответил Рустем, — а насчет торговки, так наружка за ее домом и приведет нас туда, куда надо, Вы, главное, мне верьте, раз у нас дорога одна. Да верю я тебе, верю, иначе тебя бы близко с моей дочерью рядом не было, — успокоила ее Хюррем. Ну тогда время пришло, «мы начинаем ка-вэ-эн» — потер ручки Рустем.
На церемонии разрезания красной ленточки по поводу открытия благотворительного объекта Мустафа принимает в свой адрес комплименты и дифирамбы от благодарного населения.
Явуз сообщает Атмадже, что их информаторша убита. Ай-яй-яй, печалька, ладно, пойдем отчитываться перед боссом, — велел Атмаджа. Добираясь до пункта назначения, двое из ларца замечают упавшую им на хвосты многочисленную наружку. Начинаются гонки-пряталки, в итоге 5 (!) преследователей попадают в окружение 2(!) преследуемых, и в жанре а-ля «Двойной удар» остаются лежать в безлюдном дворике в ликвидированном состоянии.
Рустем собственноручно массово штампует письма Деду Морозу, тьху, Сулейману, после чего сообщает адресату о том, что народ Амасьи недоволен управлением Мустафы, в ведомстве которого процветает коррупция и прочие мерзости, с нею связанные, нет, конечно, он не верит, потому как Мустафу все любят, а разное там УГ, которое есть везде, а не только в Амасье, гадит из зависти. Если пожелаете, я напишу амасьской элите, пусть прокомментирует сии кляузы на драгоценнейшего нашего шехзаду, очерняемого разными нехорошими людишками, — предложил Рустем. А позволяю, действуй, — разрешил Сулейман.
Добравшись до Пири, двое из ларца сообщают ему, что информаторша их убита, а перед смертью, скорее всего, слила все, что знала, не зря же наружка, помянем ее, паслась возле ее дома. Значит, тандем Хюстем в курсе, что против них дружит некое сообщество, ну да ладно, залягте на дно пока, — велел Пири. А что в сарае, какие вести с полей? – интересуется Атмаджа. Тихо пока, но Хюррем однозначно Сулейман не простит, — заверил Пири, уж он-то точно в курсе решений Сулеймана, когда тот сам еще не решил.
Зал Раскаленная Кочерга сообщает Рустему, что приставленная наружка полегла на поле брани, ибо двое из ларца ну какие-то слишком уж суперменистые. Давай-ка выясни все об Атмадже, кто, откуда и когда, — велел Рустем, — и запомни, что еще одна твоя ошибка и устрою тебе «Game over» собственноручно.
Сулейман получает SMS-ку от Селима о рождении пасаншика. Вай-вай, радость-то какая, еще один претендент на шелковый шнурок, да не оскудеет ими земля Османская, — радуется присутствующая тут же Афифе, — а вот Хюррем желает увидеться с Вами, «так что передать мой король?» ©. «Передай твой король мой пламенный привет» © – ответил взглядом Сулейман.
Наводя марафет, Хюррем радуется за Селима, надеясь заодно под шумок помириться с Сулейманом, однако появившаяся Афифе сообщением, что аудиенции Хюррем не видать, пускает все ее косметические и куафёрные ухищрения псу под хвост.
Получив письмецо от Фатьмы, Мустафа ликует: Конец Хюррем не за горами. Тайная комната раскрыта, враги Наследника, трепещите! Поинтересовавшись у мужа, куда он намылился, Барбариска получает ответ, что важного гостя едет встречать, а кого именно – увидишь в следующей серии.
В это же время, Махидевран, забив на приказы сына относительно назначения его будущему ребенку фиктивной матери, уже одобрила найденную Фидан кандидатку. Пришедшая с добрыми вестями о раскрытой Тайной комнате, которая не такая уж и тайная, коль ее обсуждает пол-Османии, Барбариска высказывает мнение, что за это Хюррем следует казнить. Во как, какая-то шлёндра, сама находящаяся в высшем эшелоне власти на птичьих правах, рассуждает о закономерности смертной казни жены Османского Цезаря, который, не в пример Цезарю Римскому, вполне допускает в адрес своей жены не только подозрения, а и обвинения, отравления, оскорбления, похищения, покушения, истязания и прочая, и прочая. Лошадь сытая бьет копытами, сообщая также, что Мустафа ускакал встречать какого-то неизвестного, но, несомненно, значимого гостя.
Рустем отправляет всем мало-мальски значимым персонам амасьского высшего света письма, в которых велит подтвердить или опровергнуть слухи о некачественном управлении Амасьи Мустафой, уверяя Хюррем, что вот он, тот заветный ключик к шкафчику, в котором дожидается своего звездного часа шелковый шнурочек для Мустафы. Не поддержав энтузиазма подельника, Хюррем печалится, Сулейман совсем от рук отбился, говорить с ней не хочет, видеть ее не желает, ну а о большем уж и подавно не стоит и мечтать, благодаря так подробно расписанным ранее физиологическим причинам. Вот проблема-то, Селим зовет вас, бабка с дедкой, поглазеть на внука, вот и езжайте туда вместе, назло врагам, — предложил вариант Рустем.
Баязид получает от Мустафы приглашение погостить у него, есссно, инкогнито. Не пущу, ей-богу, не пущу, — встает тщедушной грудью наставник, — только-только вылезли из дерьма, как опять туда нырнуть собрались. А я те говорю, поеду, — упрямится Баязид, еще с детства страдающий приступами бродяжничества, — хоть жалобами мою маман завали, все равно поеду, ибо желание брата Мустафы превыше всего. Что ж делать-то, я с Вами, — понуро согласился наставник, — ибо казнят в любом случае, давайте только провернем это втихушу, я и Вы.
В Манисе счастливые Селим и Нурбану воркуют над своим лялькой, пока безымянным, потому как имя должен дать Сулейман, устно или письменно.
Фахрие уверяет Хюррем, что черные дни ее пройдут, не впервой уж, а Сюмбюль вот совсем плох, приболел от сердечных страданий и физически, и морально. Тем временем Сулейман, оторвавшись от рукописных дел, велит начать приготовления в дорогу.
Хюррем навещает приболевшего Сюмбюля, и, потрясенная его угасшим видом, сожалеет, что не интересовалась его проблемами на фоне разрешения своих собственных с сыновьями и врагами. Потрясенный не менее от впервые за долгие годы проявленного к нему кем бы то ни было человеческого участия, Сюмбюль рассказывает трагедию всей своей жизни, когда в его детскую беззаботную жизнь вторглись улыбающиеся незнакомцы с вкусными конфетками, укравшие и запершие его с такими же мальчишками, чтобы в дальнейшем оскопить и лишить его иных жизненных перспектив, нежели унизительное существование кастрата. Испытав в детстве боль физическую и душевную, он закрыл свое сердце на замок, и вот спустя долгие годы, замок был отворен, и его сердце познало, что такое любовь, которую он был вынужден убить.
Мы вылечим твое сердце, все пройдет, — пытается утешить плачущего Сюмбюля Хюррем, но он просит наказать его за болтливость, из-за которой пострадала и она сама. Никаких наказаний, только вознаграждение за долгую службу, — решает Хюррем, — тебя ждет свобода, новое имя, новая жизнь, хозяином которой станешь ты сам.
Проснувшись ранним утром, Хюррем приходит к Сулейману и пытается пробиться сквозь его бронетанковую покер-фэйсовую оболочку, но он игнорирует напрочь ее потуги, как бы не видя и не слыша ее. Пытаясь доораться до этого внезапно ослепшего и оглохшего в отношении ее старца, Хюррем просыпается. Истолковав, по ведомым ей одной приметам, сей непонятно-неприятный сон в свою пользу, Хюррем, нарядившись, идет к Сулейману, однако охрана не пускает ее внутрь по причине отсутствия хозяина. Появившаяся как из-под земли Фатьма (наверняка караулившая с самого с ранья) любезно сообщила Хюррем, что ранним утром Сулейман уехал в Манису. Не один. С Називин.
Тушите свет…Автор: Татьяна Родионова /Cherry/
http://turkcinema.tv/serial-velikolepni … novoy.html