,
,
,
,
,

,
,
,
,

,
,
,
,
,

,
,
,
,
,

ВЕНЕЦИЯ И ОТТОМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ
http://www.o-venice.com.ua/?cat=3

Отношения Венеции и Оттоманской империи часто представляются непрерывным кон-фликтом, где республика Венеция символизирует флагшток христианства.

В комедии Cortigiana, один из героев, слуга, с энтузиазмом воспевает Венецию, встречу с художниками, скульпторами, а также актерами, которые сопровождали Луиджи Каорлини в Стамбул. Версия пьесы была поставлена в Венеции в 1534 году. Для публики того времени, ссылки автора были очевидными, так как в городе были артисты, которые стали известны тем, что за два года до этого, смогли привезти ценой финансовых и личных рисков целое сокровище из драгоценных предметов во двор наиболее грозного из врагов Венеции, Великого Турка. Авантюра увенчалась успехом, но предприятие, которое было предпринято несколькими годами позже, стало ката-строфой для Луиджи Каорлини. Эти события хорошо показывают двоякие отношения Венецианцев с Великим Турком; он представлял собой одновременно опасность и источник доходов. Эта картина отразилась в гравюре Николо Нелли от 1457 года, которая представляет Оттомана как цветущего мужчину, но если повернуть ее на 120 градусов – дьявольского демона.
Отношения Венеции и Оттоманской империи часто представляются непрерывным конфликтом, где республика Венеция символизирует флагшток христианства. Если два года после падения Константинополя (1453) были отмечены большими войнами и периодическими стычками между двумя мощными противниками, то также были и долгие периоды мирной торговли, хотя и при натянутых отношениях. В течение трех четвертей века, от битвы при Зонхио в 1499 и битвой Лепанте в 1571 г., венецианцы были вынуждены признавать морскую гегемонию Оттоманской империи на Средиземном море, главенство, которое подтверждалось победой турков в битве при Превеса в 1538 году. Они подбивали даже турецкие силы, чтобы войти в Италию после битвы при Агнадел в 1509 году, в ходе которой Венеция была приглашена принять участие в коалиции, которая собрала все большие европейские державы, включая Святую Империю. Венецианская знать не хвалилась этим приглашением, но обозреватели Габсбургов, в их письмах Карлу 5 обвиняли в 1526 году венецианцев в подстрекательстве оттоманов завоевать Италию, такими ожесточенными были их отношения со Святой Империей. На следующий год посол Габсбургов в Венеции посчитал, что момент настал нанести удар нации, которая была «постоянной угрозой для Турков».
По случаю, венецианцы не колебались представить свои поздравления, – по меньшей мере, скромные, когда султан одержал победу, и сопротивлялись давлению вступить в анти-турецкую коалицию. Венеция присоединилась к Святой Лиге в 1571 году и победа при Лепанте была получена как основной переворот, который преобразовался в раскрытие триумфаторского образа города Дожей. Однако потеря Кипра вернула венецианцев к реальности. В 1573 году, они вели унизительные переговоры с оттоманами, которые обозначают начало нового периода в 70 лет полностью мирного сосуществования. Венецианские власти имели, конечно, интерес, показывать свою оппозицию, но требования политики и коммерции требовали установить хорошие торговые и дипломатические отношения. У народа и у патрициев возвышение Оттоманской империи вызывало страх и враждебность.
СИСТЕМА КАПИТУЛЯЦИЙ

Венеция находилась на границе Европы и Оттоманской Империи. Венецианцы, следовательно, были вынуждены возобновить капитуляции, навязанные оттоманами после падения Константинополя в 1454 году. Капитуляциями назывались торговые договоры, которые давали получателю статус «привилегированной нации». Венеция утвердила свои позиции в Стамбуле, организовав там постоянное дипломатическое представительство в лице прево, присутствие, усиленное регулярными поездками послов. Выполняя одновременно функции консула и посла, прево также должен был наблюдать за венецианскими торговцами, поселившимися в Стамбуле. Оттоманская империя имела такое значение в глазах венецианцев, что этот пост считался самым высоким за границей в дипломатической иерархии, которому воздавались соответствующие почести.
ТОРГОВЛЯ

Торговля осуществлялась большей частью обычными торговыми путями, то есть через венецианских торговцев, поселившихся в Пера, оттоманских торговцев, поселившихся в Венеции и императорских оттоманских торговцев, направленных султаном. Но значительная часть проходила через дипломатические пути, самыми разнообразными средствами. В этом эссе мы рассмотрим роль обмена подарками в создании отношений между венецианцами и оттоманами, а также влияние на европейские предметы роскоши, а именно венецианские, в развитии космополитического вкуса у оттоманской элиты.
Оттоманы иногда отправляли в Венецию агентов, которым было поручено сделать по-купки, и пользовались дипломатическими путями чтобы обеспечить успех их миссии. В 1546 году, beylerbey Румелии, Семиз Али Паша, написал дожу Франческо Донато по поводу агента, которого он направил в Венецию закупить шелк для супруги Сулимана Уррем Султанши. В 1569 году, великий визир Соколлу Мехмед Паша просит у прево написать венецианским властям по поводу агента, кторого beylerbey Буда (его племянник) хотел отправить в Венецию для закупки тканей. В 1589 году, султан отправляет казначея Дворца, Мустафу, для закупки 2000 braccia тканой золотом материи – около 1100 метров – для королевской сокровищницы. У него было с собой письмо, составленное на турецком языке, которое уточняло, что это древний обычай Sublime Porte закупать тканую золотом материю в Венеции, и что, в этом случае, заказ будет оплачен серебром из Рагузы, власти которой уже были оповещены об этом надлежащим образом.
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ПОДАРКИ

Официальное вручение дипломатических подарков было широко распространенной практикой: дож Венеции перенял мусульманский обычай дарения ритуальных одеяний оттоманским посланникам; ткани составляли первую категорию подарков, которые венецианские послы привозили на Восток. Так, хотя в XV веке Венецианцы выплатили оттоманам ежегодную подать – большей частью в предметах роскоши и серебром – за некоторые территории, которыми они владели на Балканах, в Ионийском и Эгейском морях, в течение большей части XVI века не было ни передачи тканей, ни ежегодного представления подарков. В любом случае, Венеция не имела ничего общего с Turkenvehrung, имя, данное ежегодной подати в 30 000 дукатов, часов и автоматов, которые оттоманы требовали у Габсбургов с 1548 по 1606 год. «Подарки» переданные Габсбургами состояли из посуды из золота и серебра, чаще всего ваз, содержащих дукаты, а также часов и автоматических изделий, которые всегда представлялись как новинки.
В отсутствие выплат регулярной подати, венецианцы, должно быть, делали частые подарки членам оттоманского двора, даже если это были единичные случаи. Они могли послужить доказательством очень высокой культурной чувствительности, на примере прево Лоренцо Бернардо, который в 1586 году, подарил великому визиру Siyavush Паше двое водяных часов для мечети, которую тот построил. То, что христианин мог сделать дар мечети было настолько неожиданным, что Siyavush велел перевести текст два раза.

В том, что касается Сафии, известны в основном заказы, которые она направляла Елизавете I Английской, как сестра к сестре, то есть, как королева к королеве. Нур Бану (умерла в 1583 г.) представляла более интересный случай в глазах венецианцев, так как она по слухам имела венецианские корни, и принадлежала к знатной веницанской фамилии Венье с острова Парос, в Эгейском море. Это не могло оставить равнодушными венецианцев, особенно потому, что ее предполагаемый младший кузен, Себастиано Венье, избранный дожем в 1577 году, был героем Лепанте. Сенат однако, сомневался в ее происхождении. Нур Бану обратила двусмысленность своего происхождения в свою пользу: в конце жизни она продолжала утверждать, что она происходила из семьи, владеющей домом на Великом Канале, не уточняя имени.
В начале апреля 1578 года, Сенат написал прево, Николо Барбариго, чтобы информировать его об отправке 50 brazze белого сатина для королевы матери, в следствии заказа, который та сделала только на 36 brazze. В том же месяце, Эстер Кира и Саламон Эшинази передали прево просьбу от Нур Бану, которая желала иметь ткани разнообразных оттенков. Ткани должны были быть отправлены как можно быстрее и произведены как можно качественнее, так как они предназначались для султана и его матери, которые имели обыкновение носить одежду каждый день того же цвета и качества. Саломон, который происходил из Удины, смог убедить Барбариго написать письмо без задержек.
Эстер передала письменные инструкции, и настояла, чтобы власти информировали Барбариго о стоимости, так как ее хозяйка хотела сама возместить все затраты. Эстер несомненно, принесла и образцы по крайней мере трех видов тканей, так как прево ответил, что невозможно произвести в Венеции panno настолько легкое, и что он никогда не видел этого сорта damasco. Что касается парчи, султанша знала, что она была сделана не в Венеции, но она советовала венецианцам привезти ее из Болоньи или из Милана.
В письме от 2 июня Барбариго настаивал на том, что султан и султанша очень щепе-тильны, даже если он и считает эту просьбу экстравагантной, как он намекнул в другом письме, где описывал материи. Между тем, Сенат уже предвидел трудности, которые представляла собой реализация подобного заказа. 12 сентября 1578 года, он написал Барбариго, что костюмы из шелка уже готовы, но что все попытки произвести парчу провалились, что в данный момент пытаются изготовить подобную материю в Италии, так как нашли человека, взявшегося произвести ее по образцу. Костюмы, изготовленные в Венеции, будут отправлены при первом же удобном случае.
Очевидно, речь шла о затруднительном заказе, который указывал на то, что получа-тель придавал столько значения необходимым для этого усилиям, чем непосредственно приобретению требуемых товаров. То есть, удовлетворение его не зависело только от успеха венецианцев, но от всего труда, который они должны были проделать, чтобы исполнить ее просьбу. Трудно определить, было ли намерение султанши оплатить заказы искренним с ее стороны, или уловкой, чтобы ей подарили эти ткани. Если речь идет о высококачественных тканях, к тому же не производимых в Венеции, возможно, что участие и усердие венецианцев стоило в глазах королевы-матери больше, чем цена. Из этого воспоследовало одно: Венеция взяла за привычку дарить материю такого вида Нур Бану. И в этом случае, дож написал Барбариго, что он желает, чтобы платья были переданы «от нашего имени».
Если венецианцы хотели удовлетворить Нур Бану, то посланные подарки принесли желаемые результаты. В декабре 1578 года, она получила парчу и другие заказанные ткани. В письме, отправленном немного позже дожу, Эстер Кира говорила об этих «забавных вещицах», которые доставили много радости и удовольствия ее хозяйке. Но королева мать была не полностью удовлетворена. Например, в июне 1583 года, она написала резкую записку прево Джанфранческо Морозини, в которой жаловалась на двух салонных собачек, которые были ей посланы: они слишком большие и слишком волосатые, тогда как она хотела, «чтобы они были маленькими и белыми».
В конце 1560 года, прево Марино Кавалли объясняет, что было важно заручиться благожелательностью султанши, и что подарки играют весомую роль. Венецианцы продолжали задабривать ее в течение практически двух десятилетий. В последний год жизни Нур Бану попросила Эстер написать дожу и Сенату, что султанша желает выразить им свою признательность, за то, что она сохранила столько сувениров со своей родной земли, и что они могут просить у Ее Светлости любых милостей. Кажется, она сдержала слово, так как в том же году, прево Морозини приписывал ей то, что она помешала оттоманской атаки на Крите.
ОСОБЕННОСТИ ОБМЕНА ПОДАРКАМИ

Несколько примеров, которые мы привели, утверждают восточное видение мира, ведомого жадностью и неумеренного вкуса к удовольствиям. Даже один из испытанных дипломатов, как Якопо Соранцо, посол Венеции при Мураде III в 1582 году, жаловался, что невозможно ничего добиться без щедрот. Правда, что некоторые просьбы могут показаться ничтожными и нелепыми. В 1558 году, французский посол настойчиво добивался помощи своего коллеги в Венеции, так как Сулейман два или три раза попросил его предоставить ему множество часов с боем, так как султан хотел носить десять или двенадцать, когда идет на охоту. Можно также понять раздражение прево Агостино Нани, когда ему заказали в 1601 году кукол для детей и карлика султана: «они считают, что прево Венеции имеет лавку, полную разнообразных товаров», писал он. Но чтобы представить все эти заказы в более широком историческом контексте, можно привести пример Екатерины Медичи, которая потребовала в 1584 году у оттоманов предоставить ей дюжину абиссинских рабов, слона, жирафа и других экзотических животных. Было бы ошибкой считать просьбы и подарки доказательством жадности и легкомыслия. Во первых потому, что во многих случаях оттоманы оказывали большие услуги прево, не для того, чтобы добиться подношения, а чтобы передать заказ, который он собирались полностью оплатить.
В средневековом мусульманском мире и начале современного периода, щедрость не была личным качеством, но фундаментальным выражением престижа. Дарить и полу-чать подарки было особой привилегией. Более простыми выражениями власти и успеха были обязательства.
Это относится не только к султану, но и ко всем членам оттоманской элиты. Так, в 1563 году, великий визир объясняет, что подарок это больше вопрос чести, чем стои-мости, жалуясь, что французы постоянно отправляют заказы, никогда не преподнося ни малейшего подарка, часов или корзины с фруктами. Французы, очевидно, долго этого не понимали, хотя Жак де Жермини в 1583 году подчеркивает, что венецианцы делают все возможное чтобы показать свою щедрость перед оттоманами, в частности по отношению к Нур Бану. В Венеции также считалось, что дарение подарков было дорогостоящим и не эффективным средством для достижения цели, но Марк Антонио Барбаро настаивал на важности подарков для заведения друзей среди членов двора султана. Дар был основным элементом венецианской дипломатии при дворе Великого Турка, настолько, что в 1616 году Христофоро Валье добавляет небольшой договор в конце relazione, который он передает в свою очередь оттоманской столице.

УКРАШЕНИЯ

Украшения занимают более важное место в венециано-оттоманских обменах, в течение первой половины XVI века, чем во второй половине. О Сулеймане говорили, в первую половину его правления, что он любил украшения больше, чем кто-либо из его предшественников. Его внук Мурад III имел склонность к украшенным часам. Это суждения, высказанные европейскими наблюдателями, которые позволяли руководствоваться ими в выборе подарков. Очевидно, подарки, которые вызывали наибольшее удовлетворение во второй половине XVI века были часы, механические устройства и органы. Оттоманы требовали от Габсбургов Turkenverehrung начиная с 1548 года, но с 1532 года, Франческо Зен, сын вице-прево Пьетро Зена, заказал маленькие чудеса, чтобы продать их султану, а именно часы, настолько крошечные, что они умещались в кольце, и при этом были с боем. В то же время, прибыл в Стамбул механический стол и танцующая кукла, о которых Марино Санудо говорил с презрением. Аретин также был о них невысокого мнения, когда он говорил об этих игрушках, которые «были хороши, чтобы вызвать улыбку у маленьких девочек». Механические диковинки были в моде довольно долго при дворах Востока. И восхищение оттоманов этими предметами также было разделяемо Габсбургами, и позднее императорами Кинг.

Venice and the Islamic World, 828-1797 Stefano Carboni

История и геополитика
То государство, кое нам показывают на протяжении стольких серий, не турецкое государство, не турецкая национальная империя (национальные империи и встречаются редко – Япония разве что?). Это – Оттоманская (Османская) империя, исламская сверхдержава потомков Осман-бея (главы османского бейлика в Малой Азии). Причем, что характерно, хотя во главе империи всегда стояли мусульмане-сунниты, большую часть населения и, по сути, основу податного составляли христиане. Немного католиков разного типа, побольше армян и, главное, неимоверное количество православных – греков, сербов, болгар, румын, православных арабов.
Уже в XVIII веке великий Татищев отмечал, что на свете есть две огромных империи, где православные составляют значимое большинство населения. А ведь эти империи – с центрами в Санкт-Петербурге и в Константинополе – были несравнимы и по величине с прочими тогдашними империями, созданными западным миром. Колонии, имперское величие даже при гениальном Наполеоне I не были сильной стороной французской государственности, а империя британская в эпоху Татищева -  отнюдь не столь велика, как на рубеже XIX-XX веков.
(Была, правда, еще огромная испанская империя, но власть испанских Бурбонов над бескрайними заокеанскими территориями мадридской короны была в XVIII почти номинальной).
Так что Татищев был прав; Османское и Российское государства в XVIII веке были по сути двумя огромными православными империями.
Правда, с одним существенным различием: если для России, даже после потрясений, связанных с именами Никона и Петра Великого, православие оставалось – вплоть до 1917 – парадигмой ее развития, то в империи Османской все 625 лет ее существования (1299 – 1924) православное население именовалось коротко и ясно – «Райя». Сегодня в наше шибко политкорректное время сие словечко переводят и со старотурецкого и с арабского как «паства». Благородненько так, чинненько…. Почти по церковному.
Вот только вопрос: чья паства? Исламского халифа? Почему это  мусульманин должен быть пастырем у православных?
И вспоминается, что у великих – от Джона Мильтона и до Александра Пушкина – слово «пастырь» употребляется в несколько ином контексте – пастух, просто пастух, господа!
В моем любимом историческом романе «Огнем и мечом» (Генрика Сенкевича) Иеремия Вишневецкий «сажает пастырей на Дикое Поле, дабы тучнели стада их и т. д.» (почти дословно цитирую).
  А потому правильное значение слова «Райя» – то, кое придавали ему серб-ские повстанцы, побеждавшие войска султана в начале XIX века, все эти Ка-рагеоргиевичи и Обреновичи, потом ставшие сербскими королями. «Райя» – это скот, быдло. Так в Блистательной Порте называли нас, православных. И об этом не лишним было бы помнить  всем поклонникам Сулеймана. Не сериала – династии.
И, тем не менее, государство, созданное Эртогрулом и Османом к началу XIV века ни-как нельзя назвать турецким – оно османское. Именно потому среди героев фильма вообще непонятно, кто турок-то?!
Это государство и просуществовало шесть с лишним веков, как интегристское, как османское. Более того, даже когда в 1908 году к власти в империи после переворота во втором ее городе Салониках (Фессалониках) пришли младотурки, последователи «новых османов» – и тогда речь шла об османизме как интегристской концепции. И хотя младотурки власть султана существенно ограничили, тем не менее, порывать с османско-халифской традицией они и помыслить не посмели бы!

А вот создатель новой Турции Мустафа Кемаль Ататюрк еще как решился: в 1922 году он ликвидировал светскую власть  султана, в 1923 году провозгласил Турецкую республику, а в 1924 ликвидировал духовную власть халифа над всем исламским миром!

Пытаясь объяснить сие многие современные исламоведы – и в России, и в Турции, и даже во Франции (?!) – говорят о том, что Кемаль был исламизированным фессалоникским евреем – ДЁНМЕ.
Но в это время фактически подавляющее большинство революционных и леволибе-ральных движений на территории Османской империи и состояли сплошь из исламизированных евреев, а Салоники и самими евреями, и мусульманами, и даже греками воспринимались вплоть до Константинова освобождения 1912 года как совершенно еврейский город. (См. Краткую Еврейскую Энциклопедию, т.7, 607-614).
Но «почему-то» лишь Ататюрк и его сподвижники типа Иненю столь резко выступили против ислама и османской традиции.
Тоже мне, бином Ньютона! Да просто потому, что Мустафа Кемаль-паша Ататюрк ре-шился порвать со всем этим раз и навсегда. По сути парень был большевик ничуть не хуже кремлевских: правда, лидера турецких коммунистов Мустафу Субхи кемалисты со товарищи зарезали.
Впрочем, Ленин и Троцкий не обиделись, да и не шибко расстроились.
А Кемаль и его преемники три четверти века давили (и это слабо сказано!), ДАВИЛИ в Турции ислам.
В рамках проведения политики «Лаицизма» Кемаль провел следующие реформы:
1924. Ликвидация, как мы уже поминали, Халифата.
1925. Уничтожение дервишества! (а ведь дервиши – монахи в исламе. Даже Ленин не решился на ликвидацию монашества как института!).
В том же году – введение исключительно светского образования, запрет на изучение Корана во всех учебных заведениях Турецкой республики кроме медресе всех ступе-ней.
В том же 1925 году – реформа одежды, то бишь запрет мужчинам носить феску, жен-щинам – чадру. Тогда же сам будущий Ататюрк сменил феску на цилиндр.
1926. Уничтожение даже следов шариата – в суде и в уголовном праве.
1928. Окончательное отделение исламских институтов от государства.
Введение института светского брака, отказ от полигинии (многоженства).
Отказ от арабских букв, латинизация алфавита.
И, наконец, 1934.
Предоставление избирательных прав женщинам! (к примеру, в Греции уже после Второй Мировой дали).
Отмена ОСМАНСКИХ титулов – «паша», «ага», «сераскир» и т. д.
Наконец, введение фамилий. Вот тогда-то Кемаль и стал «отцом Турок» – Ататюрком (а, может, отцом тюрок?), а его друг и преемник Мустафа Исмет становится Инёню (в честь одержанной им над греками победы в битве при Инёню).
Аж дух захватывает! И весь этот антиисламский шабаш Кемаль провернул за какие-то десять лет.

Еще хуже – с «миноратом», то есть с переходом трона от отца к младшему сыну: это в степях Монголии, у чингизидов еще как-то проходило, а здесь, на Босфоре, не дай Бог, что с отцом, старшие братья зарезали бы малыша.
Ну, и наконец, еще об одной общепризнанной системе – «лествичной» – в применении к Дому Османов даже и подумать страшно («Лествичная система» – передача власти от владетельного князя не старшему сыну, а СТАРШЕМУ в РОДЕ; как правило, речь идет о следующем в череде брате). При этой системе и на Руси-то Рюриковичей, для коей она весьма характерна, не прекращался кузенный мордобой. А уж дядья-то с племянниками вообще не успокаивались.
При дворе же Османов, где родственные связи были безнадежно запутанными, все кончилось бы попросту самоистреблением династии.
Итак, со времен Мехмета II Завоевателя каждая смена правления  в Блистательной Порте сопровождалась не реками, не морями – нет, океанами крови. И Сулейману Ве-ликолепному (или Законодателю – Кануни, от греческого –κανόνας – канон, закон) попросту повезло, что его права на престол как раз почти и не подвергались сомнению. (Чуть позже объясню, почему).
Отец Сулеймана, вышеупомянутый Селим I Явуз, столкнувшись с серьезной опасно-стью для собственной жизни, поднял мятеж против султана – собственного отца – Ба-язида II. Селим Явуз полагал, что отец хочет казнить его и передать престол другому сыну – Ахмету.  Воинственный Явуз – «первый янычар Порты» – тем не менее, потер-пел поражение от отца и вынужден был бежать в Бахчисарай – столицу Крымского ханства.
Крымскотатарский хан Менгли-гирей приютил османского принца и даже выдал за него свою любимую дочь Айше Хафса (будущую первую в истории Османов валиде-султан – это не имя, это титул, то бишь первую властвующую мать царствующего монарха).

  Ни одна супруга султана – вплоть до Хурремийе–Роксоланы – и помыслить не посмела бы о такой полноте власти. Менгли-Гирей, крымско татарский хан, был союзником и верным другом русского государства (как это ни парадоксально сегодня звучит!). А, может быть, и вовсе не парадоксально; ведь у Ивана III Великого и бахчисарайского властителя было главное для искренней дружбы – смертельный враг, Золотая Орда.

Не будем забывать, что Русь обрела независимость от золотоордынцев лишь в 1480 году, после совершенно немыслимого по напряжению «Стояния на Угре». Что до крымских татар, то они и вообще никакой независимости не добились; просто в 1478 году поменяли сюзерена – от на глазах разваливающегося слабого государства (Золотой Орды) – на могучую сильную империю – империю потомков Османа.
В 1512 году – случай уникальный в истории Дома Османлы – правящий султан Баязид II Вели («Святой») отрекся от престола в пользу своего сына Селима I Явуза. Возможно, впрочем, и вынужден был отречься.
Явуз приехал из Крыма, и, вступив на престол, моментально истребил всех своих возможных соперников – тех, кои могли претендовать на османский престол по мужской линии; остались только сам Селим I и его сын от Айше Хафсы Сулейман.

(У Явуза и крымскотатарской царевны было девять! детей. Но все пятеро девочек вы-жили, двое – Хатитдже и Бейхан – даже отметились в истории, а вот из четырех маль-чиков из младенчества вышел один Сулейман).
Кстати, сегодня турецкие историки – апологеты Сулеймана – ставят ему в плюс, что он на пути к престолу не убивал братьев. Не убивал, в отличие от «Свирепого» отца, «Святого» деда, великого «Завоевателя» – прадеда Мехмета II. Ну да, не убивал. У него их и не было. Как говорится, «если у Вас нету тети…».
Вообще апологеты – вещь интересная. Сегодня они у Сулеймана Кануни есть не только в суннитском мире – это само собой, но и на Западе и даже в России.

Понятно, что Сулейман отличался от своих предшественников (и подавляющего боль-шинства преемников, подчеркнем) куда большей терпимостью, достаточно философ-ским складом ума. И хотя на Западе его именовали варваром, но сие – от лукавого.
Не будем говорить о его современнике Иване IV Грозном, еще более неимоверно оклеветанном, но вот именно на самом Западе дела творились чудовищные.

Французский король Карл IX Валуа в 1572 году (через шесть лет после смерти Сулеймана) спровоцировал Варфоломеевскую ночь, то бишь положил начало массовому истреблению значительной части французского народа – гугенотов.
Его британский коллега Генрих VIII Тюдор – вообще был разбойником с большой дороги. Известно, что он казнил наиболее приближенных к нему  людей, крупных министров, церковных сановников (в том числе и автора «Утопии» Томаса Мора). Однако английские школьники знают этого короля также и по прозвищу «Синяя Борода», кое ему дали за разборки с шестью (!) супругами. У школяров этих даже есть мнемоническая формула: «Развелся – казнил – умерла – развелся – казнил – пережила».
Генрих VIII действительно казнил двух жен – Анну Болейн (мать Елизаветы I Великой) и Екатерину Говард, причем эдак конкретно, не стыдясь, по обвинению в супружеской измене. Но, главное, если Карл IХ во Франции устроил геноцид (нисколько не преувеличиваю) по религиозному признаку, то Генрих VIII в Англии начал последовательно уничтожать все беднейшие слои населения.
Какому-нибудь османскому султану – не то, что Сулейману, но даже и его жестокому отцу – подобное и в голову не могло прийти.
И, наконец, главный враг Сулеймана, коего турки именовали (и в фильме «Великолепный век» его так именуют) Шарлген. На деле это Карл V Великий Габс-бург, правивший территориями куда большими, чем Османская империя даже времен Сулейманова расцвета, а именно Испанией с ее заокеанскими владениями и Австрией, сдерживавшей турок на Балканах.
Так вот степень угнетения подневольных крестьян при КарлеV была такова, что эти крестьяне – и не только венгры или хорваты, но и самые что ни на есть натуральные австрийские немцы, сломя голову и толпами перебегали к туркам. Турки их сажали на землю, и они платили налоги в разы меньшие, чем своим помещикам; к тому же у турок они не платили католическую церковную десятину.

Гарем или сераль?

Здесь подчеркнем два момента:

Во-первых, у султана – Сераль.

Гарем мог иметь любой мусульманин, располагающий достаточными средствами, дабы содержать N-ное количество женщин. И вовсе не обязательно паша или эмир, это мог быть просто состоятельный купец.

Но Сераль мог иметь только Хункяр! (титул султана, что-то типа Его Величества).

Во-вторых, слышал от некоторых женщин, фанатеющих по  турецкому сериалу, слова искреннего недоумения по поводу того, что и Валиде, и Хатидже беспрерывно трети-руют Хурремийе (да и Махидевран) из-за их недостойного происхождения.

Я, коли уж честно, таковых серий и не видел, но людям верю. Да вот одна  далеко неглупая русская женщина искренне возмущалась поведением Хатидже: чем, мол, ее мать выше Роксоланы. И та вышла замуж за султана, и другая. И как мать Хатидже нарожала Явузу цельную прорву детей, так и Хуррем.

Так-то оно так, да не совсем так.

И саму Хатидже, и ее мать, скажем, византийские греки могли бы назвать порфиро-родными, то бишь рожденными на троне. Конечно, Хатидже родилась в султанском дворце в Константинополе, а ее мать в том еще дворце (доводилось бывать!) в Бахчи-сарае – но сути дела сие не меняет.

Ведь о Хуррем мы знаем только то, что она была славянкой (роксоланы – славяне и есть), да дочерью православного попа, а где родилась – толком до сих пор и не ведаем.

Да и ее соперница Махидевран – смутного происхождения; черкешенка, ро-дилась в Египте, отец – типа мамлюкский князь (какой еще князь?). А когда ей не было и четырнадцати, братья – княжичи (?) подарили ее Сулейману, еще не султану. Судя по всему, была Махидевран никакой не аристократкой, а попросту дочерью какого-то черкесского мамлюка. Мы ведь даже имени ее не знаем; и Махидевран, и Гюльбахор – это имена, данные ей уже в серале.

В этом смысле Айше-Султан Хафса, явление уникальное – и права Хатидже. Ее мать не только жена султана, но и урожденная царевна (ханша), и, что не менее важно, урожденная мусульманка – суннитка.

Именно потому судьба Айше-Султан Хафсы резко отличалась от судьбы тех женщин, кои родили девять султанов до Сулеймана Кануни. Уже при жизни ее супруга, Явуза, Айше-Султан Хафса получила высочайший титул Валиде-султан (впервые в Османской истории), а после смерти мужа и восшествия на престол Сулеймана, Валиде (1520-34) была его соправительницей и, по сути, вторым лицом в империи.
Она, а отнюдь не Великий Визирь – пусть это даже была столь знаковая фигура, как Паргали Ибрагим.
На Западе даже переоценивали роль Валиде, приписывая ей чуть ли не регентские функции!
Это, конечно же, не так; ее сыну по восшествии на престол было аж двадцать шесть лет, да и масштаб личности Сулеймана был не таков, чтобы терпеть рядом регентшу, пусть и родную мать.
На Западе, однако же, Сулеймана восприняли как нечто ангелообразное, а это уже, согласитесь, перебор. Папа Римский, до безумия запуганный свирепой фигурой Селима Явуза, умудрился в публичной (!) проповеди назвать Сулеймана «агнцем» (о Господи!). Да, у страха глаза велики.
Впрочем, в современной европейской тюркологии склонны прощать тогдашнему Западу весь сей энтузиазм. Дескать, действительно же, не начал Сулейман свое правление с убийства собственных братьев, не обагрил руки их кровью, как это сделал, скажем, его отец.

Ну, да Явуз (подлинно Свирепый) – это история особенная. Отец Сулеймана, вполне возможно, и руку к убийству отца собственного – Баязида II Святого («Дервиша») – приложил.
Но в данном конкретном случае нахваливать Сулеймана за милосердие не вижу осно-ваний. Никаких.
Айше-Султан Хафса родила Сулеймана 6-го ноября 1494 года в Трапезунде. Но у бу-дущей Валиде было от Явуза еще семеро (!) детей – трое мальчиков (Орхан, Коркут и Муса) и четверо девочек (Хатидже, Фатима, Шах, Бейхан).

Хатидже стала женой Ибрагим-паши, младшая – Бейхан – стала женой Ферхад-паши, о судьбе Фатимы и Шах мне, по крайней мере, ничего не известно.
Но вот принцы – Орхан, Коркут и Муса – умерли очень рано, от какой-то эпидемии (?). Так что и убивать-то Сулейману в борьбе за власть было особенно некого.
Важнее другое; и вот здесь мы должны – ну хоть вскользь! – обратиться к материи хрупкой, а именно к личной жизни самого Сулеймана, ко всем четырем его бракам.
Слышу возмущенные голоса скептиков; что? какие, дескать, браки? какие там еще жены?
Ну, понятно, что не такие, как у христианнейшего, «сильного, державного» Николая II Александровича, двадцать пять лет просидевшего то ли под каблуком, то ли вообще под юбкой у жены: результаты до сих пор расхлебываем.
Сулейман, как ни крути, был мусульманским монархом (и даже теократическим главой ислама как такового), а у магометан полигиния – в порядке вещей.

Часть 4

Сулейман – «агнец»

Надо отметить, что наследник Сулейман был весьма застенчивым в личной жизни человеком (уж для его статуса-то точно!), и этим весьма отличался от своих предшественников.

(Может, потому то и папа Римский полагал Сулеймана «агнцем»?).

Впрочем, по порядку.
Cулейман, как и положено мусульманину, имел четырех – подчеркну, четырех, как и пророк Мухаммед, законных жен.
Дети от этих жен числились законными, и первенец старшей (первенец первой) был законным наследником престола. Судьба же прочих – по крайней мере, в соответствии с заветами Мехмета II Фатиха – долженствовала быть печальной. Я, конечно же, о сыновьях говорю.
Первой женщиной, которая родила сына Сулейману, и посему может считаться его женой, была некая Фюлане. Ее сын Махмуд, однако же, умер 29 ноября 1521 года от оспы. Да и сама Фюлане умерла совсем юной, в 1525 году.
Второй женой стала Гюльфем-Султан, родившая в 1513 году Сулейману наследника Мурада, но и тот скончался, как и Махмуд в том же 1521 году (не знаю, отчего).
Впрочем, в серале – и, прежде всего сама Валиде – полагали, что недосмотрела мать, а посему Гюльфем отлучили от султана и боле она уже не рожала.
Тем не менее, и с самим Сулейманом и с его любимой сестрой Хатитдже ее продолжала связывать самая тесная и искренняя дружба.
Гюльфем, однако, задушили в 1562 году по приказу султана; почему так поступил Сулейман – опять-таки ума не приложу.

(Видимо, в это время, потеряв самых дорогих людей – Хуррем и Ибрагима – КанунИ находился в постоянной депрессии, и к тому же изрядно пил; это я округло выразился).

Третьей женой стала уже помянутая выше Махидевран. Дочь мамлюкского полевого командира, черкешенка, родившаяся в Египте в 1500 году, подарила султану уже – на долгие годы – престолонаследника Мустафу в 1515 году. Как ни странно, о Махидевран мы знаем очень мало; даже имени толком не ведаем. Имя «Гюльбахор» – весенняя роза – ей дал сам Сулейман. А имя «Махидевран» – луноликая – дали ей после рождения Мустафы.
Махидевран резко и агрессивно – по-черкесски – встретила в серале Роксолану, и поначалу попросту била совсем еще юную Сашеньку почем зря.

Но кавказский запал быстро исчез, и в дальнейшем Хуррем сожрала и соперницу, и ее сына-престолонаследника Мустафу.
Впрочем, скорее только Мустафу, поскольку состарившаяся Махидевран пережила не только Хуррем и их мужа, но даже и сына Роксоланы Селима II. Махидевран умерла 3 февраля 1581 года в Бурсе, пережив, таким образом, вообще всю «Великолепную эпоху» султана Сулеймана КанунИ.

Османы эпохи Сулеймана Великолепного – это выход империи в моря. Турки устанав-ливают почти тотальный контроль над Средиземноморьем и захватывают Алжир, Тунис, Джербу, Триполи, Аден (Йемен) и даже остров Родос, до того принадлежавший рыцарскому Ордену госпитальеров-иоаннитов (1 января 1523 года).
Главнейшую роль в османских победах на море сыграли два корсара – исламизированные греки с острова Лесбос  Арудж Барбаросса («рыжебородый», годы жизни 1473-1518) и его младший брат Хайр-эд-дин Барбаросса (годы жизни 1475-1546), создавшие в Северной Африке (конкретнее – в Алжире и Тунисе) уникальное пиратское государство, напрямую угрожавшее безопасности Запада.
В 1518 году Хайр-эд-дин «подарил» свое государство отцу Сулеймана, Селиму I Явузу, который назначил Барбароссу  первым верховным главой османского флота – КАПУДАН-пашой (как бы «верховным капитаном»). С тех пор – и, по-моему, без исключений – все командующие турецким флотом, все капудан-паши были греками.
Бесконечные победы турок в XVI веке вызвали крайнее смятение во всех западных столицах.
Невзирая на внутренний раздрай, провоцируемый успехами Реформации, как католики, так и протестанты, уясняют себе, что угроза с берегов Босфора – главное.
Кто-то ждет Апокалипсис, ждет кары христианам за их грехи и за разлад в западном христианском мире.

Куда более решительные начинают жить духом воскрешения крестовых походов и культивируют ненависть даже персонально к Сулейману, ненависть к Великому Турку.

«Государство – это я!»
Сулейман Великолепный был не просто абсолютным монархом (скажем, как Екатерина Великая в России; 1762-1796).
Он был полновластным хозяином в государстве, которое и было его рабом! Империя была рабыней Сулеймана!

Сулейману принадлежало все, все земли и все богатства; султан мог их подарить или забрать обратно – как ему, султану, было угодно.
Земельные наделы – феоды, тимары, даже аристократические титулы – ничто не наследовалось. Все, что  ты мог получить, все, чего ты мог добиться, все это ты полу-чал от Султанского Дворца!
Великий визирь Сулеймана, муж его любимой сестры Хатитдже, Ибрагим-паша Паргалы, в беседе с какими-то католическими прелатами (греками по проис-хождению, как и сам Паргалы) заявил:

«Δεν μπορεί να υπάρχει παρά μονάχα μία Αυτοκρατορία είς την Γη, όπως δεν υπάρχει παρά μονάχα ένας Αλλάχ είς τον Ουρανό». "Там может быть только один, но в Земле империи, пока существует только один Аллах в небесах».
Хотя Сулейман и ощущал себя турком – как осознанно, так и интуитивно, но еще более чувствовал себя мусульманином. По сути, не сбиваясь на кощунство, можно утверждать, что Законодатель был земным воплощением самой идеи суннизма.

Но ведь преуспеяние суннизма – в противовес всякого рода кяфирам – и людям Книги – евреям и христианам, и – упаси Аллах! – язычникам – зороастрийцам, и, главное, еретикам-шиитам – вот это-то преуспеяние и являлось основным смыслом самого существования Дома Османов.
А посему Сулейман обязан был, во-первых, бороться со всеми ересями внутри ислама (не только с шиизмом), а, во-вторых, расширять владения Полумесяца и на Запад.
Именно с этим связана маниакальная ненависть Сулеймана КанунИ и его преемников (сколь-нибудь значительных его преемников!) к империи Габсбургов, той, что на про-тяжении столетий была главным препятствием для отуречивания и исламизации по крайней мере Восточной и Центральной Европы.

Не стоит также забывать о том, что Сулейман I Великолепный, как и прочие султаны, был весьма недвусмысленным образом связан и с Европой, и с христианским миром. Сулейман даже меньше других, поскольку и мать его была крымско-татарская царевна, и мать его наследника Мустафы –Махидевран – была черкешенкой из Египта  (впрочем, есть точка зрения, что Махидевран была арабкой-христианкой).
Однако поскольку рабыни не могли быть урожденными мусульманками, то возникало противоречие. Ведь любой гарем любого паши, аги, сераскира, да просто какого-нибудь богатого купца или даже успешного ремесленника – большей частью были ра-быни.

А уж султанский-то сераль попросту из оных (из рабынь то есть) и состоял!
Наша знакомая бахчисарайская Валиде Айше-Султан Хафса – мать Су-леймана – редчайшее исключение.
Это противоречие подметил Εθνομάρτυρας константинопольский патриарх Григорий V (Георгиос Ангелопулос), повешенный турками на церковной паперти (говорят, что Св. Софии, но я не уверен) на Пасху 1821 года.
Патриарх писал о династии Османов: «Επειδή τα Χαρέμια αποτελούνταν  μονάχα από σκλάβες, οι μητέρες των Διοικητών των Πιστών, επί γενιές και γενιές, ήταν χριστιανικής καταγωγής».
И сколь искренним мусульманином – суннитом не ощущал себя сам Сулейман – факт остается фактом: унаследовавший престол Великолепного отца Селим II Мест, был не только внуком Свирепого тезки Явуза.
Селим II Мест, халиф всех мусульман – суннитов всего мира, был одновременно вну-ком православного священника Гавриила Лисовского.
И пусть сам Селим II, пивший запоем, мог сего и не осознавать. Невнятность проис-хождения – как этнического, так и конфессионального – халифов из Дома Османа, было не токмо противоречием – тяжкой проблемой, положением, из которого и выхода-то не предвиделось.
И это просто совпадение, что на поверхность турецкой истории сию проблему вынесла умопомрачительная судьба Хуррем – Роксоланы.

Часть 6

Тем паче, что эти вопросы мне столь же недвусмысленно были заданы и почему-то именно эти два вопроса все и задают.

Кто такая Изабелла Фортуна?
И какова была, собственно ее реальная судьба?
Откровенно говоря, я ни одной серии с этой принцессой и в глаза-то не видел.
Конечно, некие фанаты сериала – а  их становится уж не меньше, нежели фанаток – растолковали мне, в чем дело.

Вывод простой: я полагаю, что вся эта история с Изабеллой Фортуной – липа развесистая, и ничего боле. Ведь если она реальная католическая принцесса, и к тому же КАСТИЛЬСКАЯ, то и должна принадлежать к роду Габсбургов, поскольку все местные пиренейские династии к тому времени уже исчезли – и Леона, и Кастилии, и Арагона и т.д.

А династия Габсбургов, может быть, наиболее изученная монаршая семья в мировой истории вообще. И ни  в XVI веке, ни веком ранее, ни веком позже, мы не встречаем в анналах данной династии никакой Изабеллы!
А ведь она – принцесса. Следовательно, наследница престола, следовательно, может претендовать на трон. Что за трон? И где сей престол?
Многим, даже подготовленным читателям (и зрителям) смущает сердца имя Изабеллы Кастильской – действительно великой монархини, и к тому же не принадлежавшей к роду Габсбургов.
Да-да, та самая, которая и Колумба благословила, и прочими делами весомыми про-славилась. Но ведь Изабелла Кастильская была женой Фердинанда Арагонского, а вовсе не одалиской мусульманского владыки – пусть даже самого Великолепного. К тому же Изабелла должна быть много старше Сулеймана!

Но не шибко гордятся греки и императрицей Феофано, женой и матерью Оттонов, ко-торая, будучи регентшей при малолетнем сыне, восемь лет правила Священной Рим-ской империей германской нации.
Так что «комплекс Эстер» (красавицы еврейки Эсфири, вышедшей замуж за персид-ского царя Артаксеркса – см. кн. «Эсфирь» Танаха – Ветхого Завета) есть не у всех народов. Но у поляков есть. Точно есть.
А о Роксолане надо говорить отдельно, и вполне можно даже и без связи с Сулейма-ном.
Но дабы не уходить от ответа на поставленный вопрос, дадим самый минимум  сведе-ний о ней (так сказать, «объективку»), и хотя бы вкратце их проанализируем.

Часть 7
В-третьих, реально молодцы: настолько вникли, что и меня, дипломированного историка ставите, как любил говорить наш академик Марк Осипович Косвен, в «Утупик». Отрадно, что Вы понимаете, что все эти гаремные (напомню: для женщин Сулеймана – не гарем, а СЕРАЛЬ) разборки типа Хуррем – Валиде Айше Хафса, Хуррем – Махидевран, Хуррем – Ибрагим, наконец, не просто развлечения взбесившихся от недостатка мужского внимания баб.
Хвала Господу, Роксолане уж во всяком случае, жаловаться было не на что.

За всеми интригами за запертыми дверьми сераля Великолепного султана стояли весьма и весьма серьезные политические, и даже геополитические интересы!
Да-да, это так!
Прочитайте и Вы, мои читательницы, книг о Роксолане множество, но эти авторы – турки: Рефик Ахмет Алтынай и Исмаил Хани Данишменд.

Еще раз о родословной Хуррем
Роксолана; краткие сведения («объективка»).
Роксолана – она же ХасекиХурремийеСултан, она же Хуррем (турецк. – «Луче-зарная»), родилась на территории нынешнего государства Украина в 1506 году.
Два местечка претендуют на то, что быть местом ее рождения.
  Во-первых, Рогатин под Станиславом (Станислав – ныне Ивано-Франковск).
  Во-вторых, Чемеровцы на территории Хмельницкой области – а это уже совсем не Западная Украйна! (сие важно).
Девушка была дочерью ПРАВОСЛАВНОГО священника Гавриила Лисовского, право-славного – с этим не спорят даже поляки!
А вот как ее звали – вопрос. Я привык полагать, что Роксолана – Сашенька, то бишь Александра Гавриловна Лисовская, так она в историю и вошла.
Однако в сегодняшней до боли незалежной Украине полагают, что подлинное имя Роксоланы – Анастасия(Настенька, стало быть).
На деле все это не шутки, на нынешней Украине именам придают огромное значение и их украинизируют, сколь возможно. Скажем, издали – в Киеве, не в Тернополе! – «Избранное» Гоголя и пишут на титуле – на русском! – Мыкола Василич Гоголь.
Так вот, украинские авторы на полном серьезе называют, скажем, Андрея Боголюбского,  московского князя, который Киев сжег,Андрiем (в публикациях на русском!), а куликовского триумфатора Дмитрия Ивановича – ДмiтроДонЬским.

Почему-то украинские авторы (начиная с прозаика – Академика АН Украинской ССР!Павло Загребельного) полагают, что Анастасия – куда более по-украински звучит, нежели «Русифiкованная» Александра.
То, что оба сих женских имени – и Александра, и Анастасия – абсолютно греческие, украинским «ученым», полагаю, неведомо.
Итак, Роксолана родилась на территории нынешней Украины в семье православного священника. Почему же подавляющее большинство источников (да и историков) упорно называют ее русской? Ну, ладно там, турки-варвары все «Орыс хатын» да «Орыс хатын», а западные исследователи?
Даже некоторые польские историки подчеркивают именно РУССКОЕ происхождение Сашеньки Лисовской!
Есть только две национальные исторические школы, кои не акцентируют внимание на русском происхождении Сашеньки Лисовской.
Во-первых, украинцы… Ну, это понятно; я думаю, мы доживем и до того дня, когда на Украине с подачи какого-нибудь Тягнибока, отрицание украинского происхождения Роксоланы приравнено будет к святотатству и караться будет… ну, скажем, четвертованием.
Но есть еще и собственно русские. Так вот, у русских историков, даже жестко патрио-тического наравления, Хасеки Хурремийе  Султан никакого всплеска позитивных эмо-ций не вызывает.
Была ли Роксолана действительно выдающейся правительницей, сыгравшей – наряду с мужем, естественно – огромную роль в созидании, собственно, «Вели-колепного века» Сулеймана или же, напротив, ее интриги и явились первотолчком упадка Блистательной Порты – все это русским исследователям, что называется, глубоко параллельно.

И вряд ли самый сверхуспешный сериал – пусть даже не турецкий, русский! – сможет здесь что-либо изменить.

Кто был Русским в ХVI веке?

Кто считал себя русским в ХVI веке? Кем себя вообще могла ощущать Сашенька (Настенька) Лисовская, несомненно, уроженка нынешней территории Украины? Да, понятное дело, что русской; ведь так именовало себя все православное население Речи Посполитой.
Какой-нибудь владелец небольшого хутора где-нибудь под Лвiвом, ныне пола-гающий себя украинцем, тогда был русским.
Какой-нибудь мещанин из Гродно или Гомеля, ныне именуемый белорусом, тогда был русским.
Наконец, мелкий смоленский дворянчик, который нынче… А, впрочем, он и тогда и сейчас именовался и именуется русским.
Даже термины Малороссия, малороссы появились значительно позднее.
И с натуральными поляками, «пшеклентными ляхами», разрыв в то время не был столь велик.
Кажется, у Бушкова в «России, которой не было» я вычитал следующий факт.
Веков пять назад столкнулись Московиты – воины Великого князя Московского, и крылатая гусария выходцев из Центральной Польши – из Короны – кавалерия короля Речи Посполитой.

Основу русского войска тоже составляла конная дружина князя, но перед боем вне-запно разверзлись хляби небесные. Пошел такой ливень, что все поле боя развезло. Пешему идти было трудно, а уж о том, чтобы применить конницу и речи быть не могло.
Русские с поляками договорились перенести сражение на денек-другой, а пока что не без труда смогли разбить лагеря насупротив друг друга.
Глубокой ночью ливень как-то стих, и на пространстве между лагерями собралась аристократическая молодежь – русская и польская. Они орали друг на друга, понося и оскорбляя, несколько часов, покуда не рассвело. Лишь тогда люди постарше – с обеих сторон – разогнали их, отправив отсыпаться.

В этой истории у Вас, уважаемый читатель, ничто не вызвало некоторого, скажем, напряга, некоего изумления?

Нет, то, что младые московиты именовали поляков «ляшской нечистью», так подобные фигуры речи и в дальнейшем широко применялись. То, что поляки в ответ обзывали русских «татарами и схизматиками», да еще такими, на коих и кола жалко, и сегодня удивления не вызывает.
Пикантно иное. Русские и поляки несколько часов поливают друг друга… На каком языке?!
Вы представляете, насколько были близки тогдашний русский и тогдашний польский!
А сегодня? Ну, не знаю; возьмите, что-нибудь простенькое, ну, скажем, польскую футбольную газету, и попробуйте прочесть.

Потом надо мне самому – ну хотя бы по диагонали – прочитать и тех двоих турок, коих я уже поминал – Рефика Ахмета Алтыная и Исмаила Хани Данишменда.
  Ну и естесственно, прочитать этот самый «Имперский гарем» Пирса.
И только тогда можно вновь вернуться к сей теме для того, что англосаксы называют «more deeper investigation» – более глубокого исследования.

1. Роксолана. Начало «карьеры» в Серале  Сулеймана Великолепного.

Итак, как мы уже отмечали, Роксолана – она же Хасеки Хурремийе Султан, она же Хуррем, родилась в 1506 году на территории нынешнего государства Украина; то ли  в Рогатине под Станиславом (ныне – Ивано-Франковск), то ли в Чемеровцах на территории Хмельницкой области.
Роксолана была дочерью православного священника Гавриила Лисовского, а звали ее либо Александра, либо Анастасия.
Когда Александре было всего лишь четырнадцать, на ее родные места напали крым-ские татары (дело по тем временам, в общем-то, обычное), и перебили всю семью; девочка же была угнана  в рабство, причем изначально именно с целью продажи в гарем какого–нибудь знатного бея или паши.
  Потому ее, естественно, никто и не тронул, хотя такой удачи – попасть в наложницы молодого (на одиннадцать лет старше Александры) кронпринца (то бишь шахзадэ) Сулеймана, находившегося тогда на посту наместника в Манисе, так вот, такой удачи – да хоть в кавычках, хоть без оных – маленькой девочке ждать было трудно.
В серале Сулеймана Александра вскоре приняла ислам и поменяла имя на Хуррем (по-турецки «лучезарная», а по-персидски вроде бы просто «веселая»).
Так что актриса Мерьем Узерли, играющая в «Великолепном веке» роль Роксоланы, не зря так заразительно хохочет (сколько серий я видел – в стольких и хохочет!).
Впрочем, имя Хуррем для будущей правительницы великой империи утвердилось лишь на Востоке – средь турок да персов.
В прочем мире она известна как РОКСОЛАНА.
Это имя ей дал посол Гамбурга в Блистательной Порте Огьер Гизелин де Бусбек.  Де Бусбек, автор написанных на латинском языке «Турецких записок», воспользовался терминологией великого древнегреческого географа Страбона, кстати, выходца с Пон-та.
А Страбон называл роксоланами славян (ну, может быть, вернее, протославян); то есть Александра (Анастасия) Лисовская – Роксолана – это попросту славянка.
Роксолана сразу же попала в великий фавор у наследника османского престола. Однако это вызвало жесткое противодействие со стороны матери Мустафы (не будем здесь углубляться, но, по сути, первенца Сулеймана) Махидевран.
Вот что пишет по поводу конфликта, возникшего между Махидевран и Хуррем венецианский посол в Константинополе той поры Бернардо Навагерро:

«…Черкешенка (Махидевран – Я.Т.) оскорбила Хуррем и разодрала ей лицо, волосы и платье. Спустя некоторое время Хуррем пригласили в султанскую опочивальню. Однако Хуррем сказала, что не может в таком виде идти к повелителю.
Тем не менее, султан вызвал Хуррем и выслушал ее. Затем он позвал Махидевран, спросив, правду ли ему рассказала Хуррем.
Махидевран сказала, что она – главная женщина султана и что другие наложницы должны подчиняться ей, и что она еще мало побила коварную Хуррем.
Султан разгневался на Махидевран и сделал Хуррем своей любимой наложницей».
Все те, кто базируются в своих познаниях о Великолепном веке Великолепного султа-на, на том, что увидели в сериале (в сериалах – есть ведь и другие – турецкие, украинские – фильмы о Роксолане), естественно будут сбиты с толку этой картиной. Действительно, трудно представить «благородную, тонкую мать черкесского народа Махидевран», способную так классно отметелить здоровенную русскую красотку Роксолану.

2. Апология модернизации истории, предпринятой турками.

Но дело-то в том, что здесь мы сталкиваемся с мощнейшей модернизацией турками их собственной истории османского периода.
А как же иначе? Вот идет бесконечная критика нарядов главных героинь – от Хуррем до Хатитдже. Все критикуют – русские и армяне не верят, что Валиде могла носить такие декольте, узбеки же, скажем, возмущены подобными нарядами.
Ох, я чувствую, ходили они по сералю в шальварах взад – вперед; и что, это показы-вать?!
Или, скажем, в одной из русских газет отмечали, что Хуррем много писала – и в сти-хах, и в прозе – на старотюркском, и классно, мол, писала. Ее стихи ценил сам Ататюрк. И вообще Роксолана значительную часть времени проводила в библиотеке; а у турок в сериале – что?
Уверен, что русский автор знает, что пишет, и думаю, нам надо всем высоко оценить дарование Хасеки Хуррем-Султан: не будем забывать, писала она на НЕРОДНОМ языке (родной язык к пятнадцати годам уже определен у любого человека).
Кстати, то же самое можно сказать и о Екатерине Великой, которая, хоть до смерти и говорила по-русски с некоторым акцентом, однакож оставила нам несколько отличных произведений – прежде всего драматургических – на языке своей обретенной империи.

Но представьте себе – при всем уважении к поэтическому дарованию Хуррем, что нам будут показывать в сериале султаншу, беспрерывно сидящей в библиотеке.
Не бесконечные разборки с Паргалы и Валиде, не «собеседования» с евнухами и протчая…
Нет, попросту сидит Хуррем в библиотеке и пишет себе, и читает.
Как я понимаю, в фильме – сериале, снятом турками, серий не меньше ста. Что до меня, то почти уверен, самый долгий сериал, который я просмотрел (и не без пользы и удовольствия досмотрел до конца!) – это десятисерийный «Идиот» Бортко по роману Достоевского.   
(Пишу «почти уверен», поскольку не помню, сколько серий в «Семнадцати мгновениях весны»).
Так кто же, какая женщина, будет безотрывно смотреть сто-серийный сериал, главная героиня коего сидит в библиотеке и вообще занимается интеллектуальным трудом.

Да и не монаршее это дело.

А мнение Ататюрка я бы тут вообще не учитывал; он в Роксолану был попросту влюб-лен.

  Хотите доказательств:
«Хуррем Султан,- заявил первый турецкий президент, отвечая в интервью западным журналистам на вопрос, заданный о РОКСОЛАНЕ,- Хуррем Султан была величайшей султаншей Османской империи.
Во времена, когда женщины не имели права голоса, она смогла пробиться к власти, будучи обычной рабыней в султанском гареме.
Именно она показала всей Османской империи, что женщины тоже имеют свои права, которые они могут отстаивать».
Конечно, Мустафа Кемаль-паша Ататюрк не мог удержаться от наезда на великую ис-торию Османов, династию коих, он собственно и ликвидировал.
Но дальше – круче.
«Сейчас в ее (Хуррем – Я.Т.) честь,- продолжает Ататюрк,- назван район Хасеки (в Константинополе, естественно – Я.Т.). Именно это место было в прошлом невольничьим рынком, на котором женщин продавали в рабство.

Сам факт того, что Хуррем вместо покорного терпения выбрала борьбу за свою жизнь и равноправие (О Господи!!! – Я.Т.) заслуживает уважения».
И после несколько странной – на мой взгляд, по крайней мере! – репризы о борьбе султанши – славянки  за равноправие одалисок (Феминистка Хуррем!), Ататюрк дает действительно мощное Crescendo!
«Я желаю, чтобы Аллах подарил ума тем людям, которые плохо говорят об этой силь-ной и умной женщине, ХРАБРОСТЬ которой достойна ВЕЛИКОГО ВОИНА!».
  И после этого, Вы, уважаемые читатели, будете сомневаться в том, что Ататюрк был по уши влюблен в Хуррем?

Да ну и что с того, что он родился на три с лишним столетия позже смерти Роксоланы?
Ведь общеизвестно, что Шарль де Голль в самом прямом – то бишь эротическом смысле этого слова – обожал свою землячку – Лотарингскую Девственницу Жанну д’Арк. А там дистанция была куда большей.
Турки правы, модернизируя всю ситуацию. И относится это отнюдь не только к Хуррем Султан.
Вот яркий пример – Нигяр Калфа.
  Многие современники полагали, что она если не привлекательней, то, во всяком случае, обаятельней обеих султанш – и Махидевран, и Роксоланы.
Нигяр Калфа – единственная женщина в Османской истории, которая играла важную роль в политико-дипломатических перипетиях Блистательной Порты, не будучи воз-любленной султана!
И что же, сценаристы сосредоточились на уме и чувстве такта Нигяр Калфы?
Да нет, как я понял, весь интерес к ней в сериале связан напрямую с Ибрагимом.
Да что там женщины!
Насух-эфенди Матракчи – ярчайшая фигура османской жизни эпохи Сулейманова Расцвета. Блестящий художник-миниатюрист, именно исламского типа (животный там орнамент, растительный и прочее), знаменитый военный инженер, без коего не было бы ни побед Паргалы, ни побед Малкочоглу…

И сегодня турки его и любят, и ценят.
Как реформатора и крупнейшего мастера, однако, турецкого кулачного боя (в смысле – мордобоя) – МАТРАКА (потому и Матракчи).
То же и авторы сериала. А что им, показывать, как Насух-эфенди чертит или рисует?
Спорить не о чем – кулачный бой куда интересней.
В конце концов, во втором турецком сериале, завоевывающем мир (первый называется «Королек – птичка певчая», журнал «Искусство кино» так полагает), во всех главных женских ролях – а они-то и есть основное в костюмно-исторических сериалах, безо всякой иронии подчеркиваю, так вот в «Великолепном веке» во всех главных женских ролях снялись какие-то странные турчанки…       

Из того же журнала «Искусство кино» выписал.

Итак, исполнительница роли Хуррем Мерьем Узерли – полунемка, она в Германии и родилась, что, впрочем, и заметно.
Менее заметно, однако немка по матери и Сельма Эргеч – исполнительница роли Ха-титдже. И тоже родилась в Германии.
Анемичная красавица Нур Айсан (Нур Феттахоглу), сыгравшая Махидевран, вроде бы чистая турчанка, но родилась … в Дуйсбурге. Прямо эпидемия какая-то.
Наконец, похожая на хорошенькую узбечку исполнительница роли Нигяр Филиз Ахмет – вообще славянка! Она, оказывается, даже родилась в Скопье.
А Валиде – Небахат Чехре, чье имя уже десятилетия у турок синоним женской красоты (она «Мисс Турции» стала чуть ли не в 14 лет!)  – и она оказывается не турчанка, аджарка.
А это уже грузины…
  И все же не следует полагать, что сериал « – это такой шибко модернизированный турецкий «Машкерад».
Нет, нет, и модернизация отнюдь не всегда вредит правдивости изложения.
А увязки с прошлым у нас есть, с них и начнем в следующий раз.
Ведь об эпохе Сулеймана Великолепного нам свидетельствуют два полотна западных художников.
Одно знаменитое –  «Махидевран Султан» («Босая султанша») – художника Чарльза Николса, хотя сам художник – мягко говоря, не из первого ряда.
Второе полотно – «Роксолана», написанное в 1550 году – полотно малоизвестное, хоть и создано гениальным Тицианом Вечеллио.
Вглядимся в лица султанш…

Часть 9
«Босая Султанша»
Итак, в восьмой части данной статьи я упомянул о портретах двух главных женщин в жизни Великолепного Султана – портрете Махидевран работы Чарльза Николса («Босая султанша») и полотне «Роксолана», созданном великим Тицианом Вечеллио.
Что ж, вглядимся в лица султанш.
Портрет Махидевран, насколько я понимаю, создал англосакс Чарльз Николс; но если так, то это художник ХХ века, и, следовательно, претендовать на историческую достоверность он и не может.
Впрочем, это отнюдь не значит, что единственный официальный портрет Махидевран не заслуживает нашего внимания. Николс, в конце концов, высокопрофессиональный художник, работавший у Диснея.
Вот и получилась Махидевран прехорошенькая, как диснеевская Русалочка. Причем на портрете она совсем – совсем молода.
Мы уже поминали, что из героев Великолепной Эпохи Махидевран пережила всех – прожила больше восьмидесяти, тогда как ее главная соперница – чуть больше пятидесяти.
Но на портрете Махидевран – в самом начале; она совсем юна и беззаботна. В общем, прехорошенькая черкешенка.
Кстати, спасибо читательницам из «Клуба Поклонниц Махидевран» – с ума сойти, есть и таковой! – хотя меня изумили их искренняя боль и даже гнев по поводу выбора турками актера на роль взрослого Мустафы.
Я, мои дорогие, с Вами не соглашусь. Как раз одно из достоинств сего сериала – это и есть удачнейший выбор актеров; и как раз на центральные роли.
Я, правда, сам взрослого Мустафу еще и не видел, но Вам растолкую, что к чему.
И нечего обижаться.
Прекрасная поговорка у узбеков:
«Лучше всех посоветует, как плов приготовить тот, кто вообще не ведает, как в руки взять КАПГИР».
Что такое капгир – не помню, но смысл, я думаю, Вы уловили.
Ну, хорошо, положим, это шутка. Но уж точно, не является пороком то, что якобы ак-тер, играющий взрослого Мустафу, выглядит куда старше Нур Айсан, сыгравшей Махидевран.
Подобные номера в кинематографе – сплошь и рядом.
Возьмем только суперклассику – шекспировского «Гамлета».
Сэру Лоренсу Оливье было за сорок, когда он сыграл датского принца; исполнитель-ница же роли Гертруды – его матери – была на десять лет моложе. (Фильм 1948 года выпуска).
В классическом же фильме 1969 года с Николом Уильямсоном (1936 года рождения) сам-то Гамлет был – по возрасту, имею в виду – отнюдь не стар, в возрасте Христа, но вот мамочка сего Гамлета была не только моложе сыночка на девять(!) лет, но и на два года моложе Офелии!!!
Мэриэнн Фэйтфулл только-только исполнилось 24 года, а поскольку она была не только кинозвезда, но и британская топ-модель начала семидесятых, то и выглядела Мэриэнн – и того моложе.
(А вообще–то читательницы правы: актер, играющий роль взрослого Мустафы – Мех-мет Гнусур – действительно взрослый. Он 1975 года рождения, и если учесть, что Нур Айсан, играющая роль Махидевран, родилась то ли в 1981, то ли в 1982 году, то некая пикантность наличествует).
Махидевран была очень красива и стройна («Черкешенка была подобна газели»), и на портрете работы Николса это хорошо видно.
Впрочем, экранная Махидевран куда привлекательнее и значительнее, нежели «Босая Султанша» Чарльза Николса.
Хотя по сути, как мне кажется, никакой такой уж глубокой натурой Махидевран не была.
Как оповещают нам черкесские сайты, по всей видимости, сейчас валом пойдут даже и книги с биографией «Матери Черкесов».
Будут восхваляться красота Махидевран, ее ум и необычайно отзывчивая доброта.
По поводу красы Махидевран – что телевизионной, что реальной – и спору быть не должно