Основой формирования семейных и общественных отношений у корейцев являлись конфуцианские этические нормы. Следует заметить, что конфуцианство по своей сути не есть религия, это собрание нравственных правил, которые должны содействовать человеку в сохранении душевного спокойствия и полной гармонии между его внутренним миром и миром внешним. Достижение этого, по мнению Конфуция, возможно только путем формирования отношений человека ко всему его окружающему миру. Человек является членом семьи, общества и государства, вследствие чего получается пять так называемых человеческих отношений: отношения между родителями и детьми, между монархом и подданным, между мужем и женой, между старшими и младшими братьями и между друзьями. Идеальное урегулирование этих отношений должно быть основано на «сяо» (кор. хе) – сыновняя почтительность – и является первообразом всяких человеческих отношений, так же как семья является первообразом общества и государства .

Поэтому важнейшей задачей воспитания детей у корейцев считается приучение их к беспредельному уважению и глубокому почитанию своих родителей, и в особенности, отца. Согласно конфуцианским этическим нормам почитание родителей как нравственная категория включала в себя повиновение родительской воле, уважение и любовь к ним, выполнение сыновнего долга и утешение. Подобное почитание родителей рассматривалось как врожденная нравственная категория, вытекающая из самой природы человека, универсальная норма, которая должна быть присуща каждому .

Главой семьи являлся отец - хочу семьи, который сосредотачивал в своих руках абсолютную власть. Каждому ребенку с малых лет, прежде всего, внушали уважение к отцу. Его решение было обязательным и окончательным, ему нельзя было возражать. В присутствии отца детям не разрешалось сидеть, курить или пить, при встрече его приветствовали низким поклоном. Обращаясь к отцу, дети должны были выражаться изысканными фразами и именовать его почтительными названиями. Вечером они обязаны были пожелать отцу спокойной ночи, а утром с поклоном пожелать доброго утра. За едой младшие никогда не приступали к еде первыми, а поев, тихо сидели за столом и ждали, когда закончит есть отец. Почитание отца было делом столь важным, что, как отмечают исследователи, в патриархальной Корее чиновники получали отпуска только для того, чтобы иметь возможность навестить своих родителей.

Вообще в Корее ни одна добродетель не ценилась и не почиталась в той мере, как почтительность сына или дочери к отцу. Лиц, отличившихся в этом отношении, правительство освобождало навсегда от податей, в честь них воздвигались триумфальные ворота, их награждали назначением на видную государственную должность. Не удивительно, что примеры самопожертвования ради родителей составляют у корейцев не редкое явление. Эта система ценностей сохраняется у корейского народа и в наши дни.

Путь к вершинам знаний для большинства корейцев начинался в их деревенской школе – «содане» (в переводе с древнекитайского – «зал книг»). Для подавляющего большинства учеников – детей зажиточных крестьян – этот путь там же и оканчивался, ведь в доиндустриальную эпоху получить полноценное образование и в Корее, и в иных странах могли только очень и очень немногие – от силы 1-2% населения. Тем не менее, в целом по уровню образования страны Дальнего Востока вообще, и Корея – в частности существенно опережали тогдашнюю Европу и Россию. Уже с XVI века начальная школа «содан» была нормой в каждом крупном корейском селе. Содержала школу обычно сельская община, корейский «мир», хотя иногда школу основывали местные богачи, чтобы учить в ней своих детей. Впрочем, и в такие частные школы всё равно часто брали способных ребят даже из самых бедных семей. В корейской деревне понимали: выучить способного мальчишку (о девочках, понятное дело, речи и не было) – это сделать выгодное капиталовложение. Если в будущем мальчишка станет чиновником, затраты вернутся сторицей, ведь он будет помогать односельчанам в решении их дел и проблем, походатайствует за них в губернском городе, а то и в столице. Поэтому-то в старой Корее даже существовало нечто вроде системы стипендий, которые платили крестьянские общины особо одарённым детям из бедных семей.

Из этого, впрочем, уже ясно, чему и зачем учились в старой Корее. Главная цель всей системы образования заключалась в том, чтобы подготовить конфуцианского чиновника, который был бы «слугой королю, отцом крестьянам», и который владел бы всеми необходимыми будущему управленцу знаниями. Что же требовалось от чиновника и интеллигента (две этих социальных группы в старой Корее практически сливались в одну)? В первую очередь – знание философии, истории, литературы, теории государственного управления. Однако все эти премудрости содержались в книгах, которые были написаны исключительно на древнекитайском языке. Язык этот (в Корее его называли «ханмун», в Китае – «вэньянь») вплоть до конца прошлого столетия играл в странах Дальнего Востока такую же роль, что латынь в Европе, был единственным языком высокой культуры, науки и государственного делопроизводства. В этом отношении, кстати, Корея не отличалась ни от Японии, ни от Вьетнама, ни даже от самого Китая, для необразованных жителей которого этот язык уже к X веку стал совершенно непонятен.

Поэтому основное содержание старо корейского «начального и среднего образования» сводилось к овладению древнекитайским языком. Корейской письменностью занимались как бы между делом, особого внимания ей не уделяли. Столь же подчинённую роль играла и арифметика. Учили древнекитайский способом скучным, тяжёлым, но до крайности эффективным – заучивая наизусть пространные тексты на этом языке. Заодно и иероглифику запоминали, ведь, чтобы владеть древнекитайским на приличном уровне, надо знать не менее 4 тысяч знаков! В школе ученики сидели на полу, перед низкими столиками, и с утра до вечера зубрили тексты, повторяя их вслух десятки и сотни раз. Заунывное бормотание, доносившееся со школьного двора, с давних времён считалось символом мира и процветания: ведь если дети ходят в школу – в стране спокойствие, если деревня может школу содержать – она не так уж и бедна.

Время от времени учитель вызывал ученика ответить выученный (в самом буквальном смысле слова) урок. Любопытно, что, отвечая, ученик должен был повернуться к учителю спиной. Оценивали знания школьников по пяти бальной системе.

Сельский учитель жил практически на том же уровне, что и средний крестьянин, его жалования (обычно выплачиваемого натурой) хватало лишь на то, чтобы не голодать и как-то одеть себя и семью. Впрочем, и в те времена тоже можно было немного подрабатывать частными уроками, а также составлением для односельчан всяческих прошений и официальных бумаг. Однако при всей стеснённости материального положения учителя, он был едва ли не самым уважаемым человеком в селе. Местные богатеи при встрече с учителем кланялись ему в пояс. Учитель был воплощением знаний и книжной мудрости, с ним были связаны надежды многих честолюбивых родителей на то, что их детям, может быть, удастся «выйти в люди». Напоминанием об этом отношении служит китайская пословица, очень популярная и в старой Корее: «Учитель, Государь, Отец – одно и то же»

В «содане», который, как мы помним, был примерным аналогом начальной школы и где изучение древнекитайского только начиналось, учили тексты попроще. Начинали обычно с «Тысячи иероглифов» – собрания коротких изречений на древнекитайском языке. На этом для большинства мужицких сыновей книжная премудрость и заканчивалась, им надо было работать, жениться, становиться на ноги, и задерживаться в школе дольше, чем на два-три года, они не могли. Тысячи иероглифов, выученных ими в содане и полученных там начальных знаний древнекитайской грамматики хватало для того, чтобы с грехом пополам разобрать, о чём идёт речь в том или ином несложном документе, а также и самим написать простое письмо или прошение. Для мужика этого было более чем достаточно. Дети побогаче (или, иногда, поспособнее) переходили к более сложным текстам. Поступали в содан дети в возрасте 6-8 лет, а заканчивали лет в 12-14. Впрочем, особых формальных требований не было – всё зависело от способностей, желаний и трудолюбия ученика, а также от материальных возможностей его родителей.

По окончании содана те подростки, которые могли и хотели учиться дальше, поступали либо в государственное училище «хянъгё» (в переводе с китайского – «местная школа»), либо в частную школу при конфуцианском храме. Государственные училища в XIV-XIX веках действовали в подавляющем большинстве уездных центров. При таких училищах имелись общежития для студентов (отдельно – для дворян, отдельно – для простонародья), преподаватели являлись государственными служащими, а учащиеся получали стипендии от уездных властей.

С XVI века государственные училища стали постепенно приходить в упадок. Одной из причин этого была конкуренция со стороны «частного сектора» – школ при конфуцианских храмах (храмы эти называли «совон» – «двор книг»). Совоны были частными учреждениями, их основывали местные дворяне в память о каком-то знаменитом деятеле (обычно, но не всегда – своём земляке). Качество образования в совонах было, как правило, лучше, чем в государственном училище. Конфуцианские храмы были не только и не столько учебными заведениями, сколько политическими центрами, отдалённым корейским аналогом российских дворянских собраний. Местная верхушка собиралась там для того чтобы пообщаться на самые разные темы, поговорить и поспорить о текущей политике, организовать какую-нибудь интригу (например, изгнать не поправившегося провинциальному дворянству губернатора или добиться снижения налогов). В храме имелась библиотека, и, часто, небольшая гостиница, а также, конечно, школа. Понятно, что обучение в такой школе давало ученику возможность не только получить образование, но и завязать полезные связи, да и вообще приобщиться к миру местной дворянской политики.

На этом этапе школьники занимались уже не по учебным текстам, а по оригинальным произведениям древнекитайских философов и историков. Они читали великого Конфуция, выдающегося историка Древнего Китая Сыма Цяня, поэтов эпохи Тан и прозаиков времён династии Сун. Большое значение придавалось стихосложению на древнекитайском языке. Некоторые из преподавателей уделяли немного времени и корейским авторам, писавшим на китайском языке, но в целом корейские «учебные программы» (если этот современный термин вообще применим к реалиям средневековья) имитировали китайские. Не было в «программе» и точных наук, так что старое корейское образование носило, как бы мы сейчас сказали, чисто гуманитарный характер.

Вообще в Корее полагали, что для будущего чиновника самое главное – быть образованным человеком и владеть основами единственно правильной конфуцианской философии. Корейские чиновники не были специалистами. Один и тот же человек мог быть отправлен послом в Китай, поработать заместителем министра финансов, поруководить строительством водохранилищ и, наконец, стать начальником уголовной полиции страны. Подобные вещи никого не удивляли, ведь если человек владел конфуцианской философией и хорошо знал труды её классиков, он, как считалось, мог разобраться во всей мыслимых проблемах государственного управления.В столице существовали и небольшие учебные заведения, где готовили специалистов по праву, медицине, иностранным языкам, но эти училища особым авторитетом не пользовались, и дети из «хороших» дворянских семейств туда, как правило, не шли. Особой карьеры «узкому» специалисту было не сделать.

Так что главная цель среднего образования была вполне определённой – подготовка к государственным экзаменам на чиновничью должность. Впрочем, государственные экзамены и «высшее образование» в старой Корее – тема особая и отдельная…

Книга "Тысяча иероглифов" имеет свою собственную форму в представлении китайских иероглифов. Для каждого символа есть свой смысл (корейский ханджа: 训; saegim или хун) и звук (корейский ханджа: 音; EUM). С тех пор словарь остался неизменным в каждом издании, несмотря на естественную эволюцию корейского языка. Тем не менее, в изданиях Кванджу "Тысяча иероглифов" и Согбонга "Тысяча иероглифов", как написано в 16 веке, есть целый ряд различных значений:

1.Определения оказались более обобщенные или более конкретные.
2.Бывшие определения были заменены синонимами.
3.Были изменены Части речи в определениях.

От этих изменений, замены между родным корейским и китайско-корейским можно найти. Как правило, "редкие словари", как предполагается, были предварительно в 16-ом веке, ибо считается, что они могут быть в окаменелой форме или пострадавшими от влияния регионального диалекта в провинции Чолла.

Тольдянчи справляют почти также, как и много веков назад. Считается, что каждому ребенку необходимо справить его, в ином случае ребенку, достигшему взрослости, нельзя будет отмечать свадьбу и "хвангаб". К "толь" готовятся все члены семьи и родственники, но главная роль в подготовке и проведении тольдянчи отводится дедушке и бабушке по отцовской линии. В этот день мужчины отбивают вареный рис для приготовления чальток. По старинному обычаю чашки с битым хлебом "чальток" для именинника должен готовить холостяк. Он должен сделать поверхность "чар тоги" гладким и красивым, чтобы пораньше жениться и, его дети будут такими же красивыми, как поверхность хлеба, здоровыми и богатыми. Из присутствующих никто не должен пробовать его до того, как он попадет на стол.

Рано утром в день рождения бабушка накрывает стол для внука. Приглашайте гостей примерно за месяц вперед с расчетом, чтоб они прибыли к церемонии "толь чади" (полдень). Для имениника шьют яркую, национальную одежду "ханбок". Особенность детской одежды - разноцветные рукава. Эту одежду часто сохраняют на память.

В старину корейцы каждый предмет окружающего мира наделяли душой. Поэтому считали, что выбор ребенком предмета, предопределит его судьбу.

Необходимые предметы для стола и их значения:
"Чальток" - 3 чашки отбитого риса сорта "чальб сари". Будет жить очень хорошо. В доме всегда будет достаток. Удача не будет покидать его. В жизни, возможно, сделает карьеру и будет большим руководителем. Про таких людей говорят: "счастливчик" или "в рубашке родился".

"Кхо"(кхон) - чашка гороха или фасоли. Будет жить не очень богато, но честно. Хороший исполнительный работник или чиновник. Трудолюбив и настойчив в достижении целей. Деятельность, скорее всего, будет связана с умственным и физическим трудом (например сельским хозяйством). Оптимист.

"Рис". У корейцев рис всегда олицетворял достаток, поэтому считается, что ребенок, выбравший рис, будет жить богато. Это будет щедрый и отзывчивый человек.

"Чэг" и "йонпхиль" - книга и ручка/карандаш. Станет художником, поэтом, писателем. Будет образованным, ученым, инженером, работником умственного труда. Это скромные, тихие люди, не терпящие шума и суеты.

"Кася"(кави) - ножницы. Будет портнихой, швеей, и на жизнь зарабатывать физическим трудом. Про таких говорят "золотые руки". Характер острый и колючий, как ножницы, но такой же и необходимый, как ножницы: "Что думает, то и говорит".

"Силь" - нитки. Проживет долгую жизнь. Будет зарабатывать физическим трудом и лидерство не по нему. Возможно, будет врачом, писателем, поэтом, художником, философом.

"Баныль" - иголка (кладут на стол девочкам). Будет лидером, острая на язык - как иголка. Возможно станет певицей. Будет прекрасно шить и вязать, будет прекрасной матерью, женой и домохозяйкой.

"Тон" - деньги. Будет деловой, предприимчивый, удачливый человек. Деньги стали класть на столик именинника совсем недавно.

"Меч" или "стрелы" (кладут на стол мальчикам). Как мы знаем из истории, корейцы постоянно находились в состоянии войны: воевали между собой, с нападавшими на них киданями, чжурженями, монголами, китайцами, японцами.... Сейчас эти предметы заменили на кинжал в чехле. Выбравший их станет воином, военным начальником. Обладает решительным характером.

После того, как именинник "выберёт свою судьбу", гости кладут на стол деньги, игрушки со словами пожелания. Игрушки стали дарить в последние годы, раньше было не принято, т.к. считалось, что в ней может быть душа. При этом все смотрят, сколько кладет тот или иной родственник))), чтобы потом, когда у него будут подобные события, ответить ему той же суммой)). Кто не может присутствовать лично, прислают деньги в конверте, указав кому, от кого и размер суммы.

У корейцев существует поверье, что девочкам надо накрывать стол пораньше, чтобы они не засиживались в старых девах, а мальчикам чуть позже, чтобы они не женились слишком рано. Раньше предметы, которые лежали на столе, использовали для следующих целей: из риса готовили для ребенка кашу, фасоль считалась хорошим средством для лечения от кори. Из ниток шили одежду ребенку.

После принятия стола именинником, всех приглашают за стол. Угощение гостей продолжается до последнего гостя. Для тех, у кого есть дома дети, которым не исполнилось года, обязательно посылают гостинцы, еду со столика именинника с пожеланиями справить годовщину. Считается, что если поделиться едой в этот день, то у ребенка будет счастливая жизнь.

Обычай празднования годовщины в ресторане появился недавно, в старые времена все мероприятия отмечались только дома. Если "толь" отмечается в кафе, процедура "толь чади" остается такой же, но стол таки накрывается дома до 12 часов дня, а угощение гостей переносится в кафе, например на вечер.

У Императора Коджона было девять сыновей и четыре дочери, но только три принца, а также одна принцесса: второй сын - наследный принц Чеок ; шестой сын - принц Ган и седьмой сын - принц Ын. Второй сын - Чеок стал императором Сунджоном, последним монархом Кореи. Когда умер император Сунджон, проблем не было, его младший брат, принц Ын стал наследным принцем. Сначала на трон должен был взойти принц Ган, но из-за того, что его мать имела ниже статус, чем статус у матери Ына взошел младший сын.

После император Сунджон умер в 1926 году, наследный принц Ын был назван " Королем Ли". Наследный принц Ын женился на японской принцессе Масако Хашимото (позже , кронпринцесса Банджа ). Некоторые корейцы обвиняли Японию, что они прислали бесплодную принцессу, однако принцесса Банджа родила князя Цзинь в 1921 году и принца Гу в 1931 году.

Шестой сын императора Коджона, князь Ган, был отцом 13 сыновей и 9 дочерей от 14 женщин.

В 1998 году восьмой сын принца Ган умер в одиночестве в социальном центре на востоке Сеула. Одиннадцатый сын, принц Сок, работает лектором в Университете Чонджу начиная с 2005 года. Среди выживших четырех сыновей и семь дочерей, четыре потеряли связь с семьей после того, как уехали в США. Остальные члены семьи проводят ритуал для предков два раза в год для князя Ген, но , как правило, только два или три из 11 выживших братьев и сестер участвуют в траурных мероприятиях. Эми Ли - внучка Коджона, мигрировала в Соединенные Штаты в 1956 году и работала в течение 27 лет в качестве библиотекаря в Колумбийском университете в Нью -Йорке. В сентябре 2012 года, ей было 82 года, и она была как «одна из последних оставшихся в живых из корейского королевского двора ".

Известные Потомки на сегодня.

Йи Чунг ( родился в 1936 году ) является наследником императора Коджона. Он является старшим сыном принца Ву, который унаследовал титул от князя Хун и его жены принцессы Чанджу (внучка Лорда Йонгху, который был зятем короля Челджон)

В возрасте девяти лет, после смерти отца, принц Хун унаследовал дворец, где император Коджон родился.

Хотя принц Чунг и является наследником, он не принял свой титул. Позже 29 сентября 2006 года как символическим монархом была возведена Принцесса Хевон. Она уже претендует на звание императрицы Кореи.